Чужой

Нападение на туркменскую землю врага лишило ее обитателей и без того скромных запасов продовольствия. Питались они скудно, еды хватало только на поддержание жизнедеятельности, чтобы не умереть с голоду. Не хватало всего, не было в изобилии в изобилии даже черствого хлеба. И потому кусок лепешки, выдаваемый при такой жизни, был знаком уважения и хлебосольства местного населения. “А может, Ахмарал от себя оторвала этот кусок хлеба?” Взятый с такими мыслями хлеб показался невероятно вкусным угощением. К тому же от белая лепешка так вкусно пахла, что разбудила в Блоквиле зверский аппетит. Вместе с тем его мучало сознание, что он, съев паек, оставит голодной Акмарал. Ему стало стыдно за свою тайную трапезу. Он сравнил себя с человеком, тайком съедающим пищу осиротевшего ребенка.

Когда Блоквил положил в рот последний кусочек хлеба, перед ним словно из-под земли вырос Эемурат. Интересно, как ему удалось подойти неслышно, хоть он и шел сквозь шуршащие кусты?

Эемурат не стал задерживаться возле пленного, а сразу же вернулся домой. Блоквил слышал его шаги до самого дома. “Интересно, почему я слышал его уходящие шаги, но не слыхал, когда он шел ко мне?”

Вскоре со стороны кибитки донеслись голоса. Жена Эемурата вышла на улицу. Глядя в сторону делянки с джугарой, она что-то отвечала мужу. Откуда-то появилась Акмарал. Эемурат и ей что-то сказал. Ответ Акмарал прозвучал тихо. Эемурат погрозил ей пальцем. Потом махнул рукой в сторону поляны. И опять что-то говорил Акмарал.

Блоквил из непонятного разговора трех людей возле дома сделал для себя очень понятный вывод. Заметив, как Блоквил ел хлеб, Эемурат пошел в дом и спросил у жены: “Ты отнесла хлеб пленному?” Аннабиби должна была ответить ему, что не делала этого. “Тогда кто же дал ему еду?” — этот вопрос уже адресовался Акмарал. Блоквил уверен, что до этого места события все его предположения не расходятся с действительностью. Но он никак не может догадаться, что же ответила Акмарал. Ему интересно, призналась ли она, что отнесла хлеб пленному, или же ушла, так и не сознавшись в содеянном?

Блоквил почувствовал себя виноватым, что двум женщинам из-за небольшого куска лепешки пришлось выслушать столько грубых слов. Он сидел, втянув голову в плечи, и корил себя за случившееся. Ему было стыдно. Эх, знал бы он, что из-за него поднимется такая шумиха, ни за что не притронулся бы к угощению, уж лучше бы с голоду умер!

Блоквил снова взялся за серп. Все время думая о произошедшем то ли из-за куска хлеба, то ли с целью поставить на место пленного, чтобы он не забывал о своем рабском положении, он действовал машинально. Он даже не почувствовал, что порезался, хоть рана была и неглубокой, заметил же ее только после того, как пальцы левой руки слиплись от крови. Но боли он все равно не почувствовал. Стыд, чувство вины, горькие мысли оказались сильнее телесной боли. Сейчас все его мысли были связаны с предстоящими после окончания работы и возвращения в сарай разборками. Он представляет: вот он возвращается в свою халупу, а Агабек приводит жену и Акмарал и устраивает им очную ставку. Оказавшись в ловушке, расставленной родственником, под давлением неоспоримых доказательств Акмарал признает свою вину. Эемурат начинает кричать на нее. Хоть ему и непонятные, но Агабек произносит бранные слова. Акмарал смотрит на пленного. В больших глазах красивой женщины вспыхивает ненависть к пленному, поставившему ее в такое незавидное положение. Блоквил в этот момент готов от стыда провалиться в землю…

Однако встретивший вечером пленника у порога его сарая Эемурат гонур ничего такого не стал делать. Блоквил не заметил в выражении его лица никаких перемен. Он не привел жену и красивую женщину для выяснения отношений со своим заложником. Только повторилось все то, что было и раньше: пленный был заведен в хибару, на ноги его надели кандалы, а на проем двери встала плетеная из ивняка загородка. И снова белые и желтые каменные тыквы, сложенные в углу сарая, стали единственными собеседниками француза.

Блоквил и этому был рад. Он был доволен тем, что из-за него не пострадали безвинные люди…

* * *

Как заключенные, почитающие за счастье короткую прогулку на свежем воздухе после многомесячного пребывания в сырой и затхлой темнице, так и Блоквил радовался, что сегодняшний случай закончился без скандала. Хотя в сарае было невозможно дышать от гнилостного запаха старой соломы, француз в эту ночь спал спокойно и крепко, не ощущая неудобства от кандалов на ногах. Он рано уснул и так же рано проснулся. Раньше, проснувшись, он сразу же окунался в мир своего плена, но в этот раз все было несколько иначе. Открыв глаза, он увидел до боли знакомые вещи, источавшие родные запахи. Тетради, принадлежности для рисования, привезенные издалека, ласкали его зрение. Он любовно погладил их, как гладил в Париже свою любимую красивую кошку.