— Смотрите, — говорю я, обращаясь скорее к группе, чем к директору. — У меня для вас есть две песни. В данный момент они существуют частично, в виде текста на листах бумаг, которые у вас в руках, и вы должны начать запоминать то, что на них написано. Музыка и хореография находится у меня в голове и извлекать их оттуда я начну лишь после того, как заключу с господином
— А… — произносит
— У нас его нет… — замешкавшись, признаётся она, перед этим растеряно глянув на соседок.
— Почему? — искренне удивляюсь я.
— Есть ряд проблем… — вмешивается директор, приходя на помощь смущённой девушке. — Финансового порядка…
— Хорошо. — понимающе киваю я и достав из папки листы с рисунками, двумя руками протягиваю их ему, поясняя. — Наброски сценических костюмов для первой и второй композиции.
— Тексты песен на корейском и японском языках. — вспомнив, что не упомянул о имеющимся нюансе, предупреждаю я и интересуюсь. — На каком уровне девушки владеют японским языком, господин директор?
— Думаю, наиболее правильным будет назвать его — средним.
Чё ж так уныло-то всё? — думаю я, потом перевожу взгляд на
Впрочем, не так уж совсем всё печально. В группе есть —
Девушка со сценическим именем Николь, урождённая Лос-Анжелеса, всю жизнь жила в Америке, недавно переехала в Корею вместе с мамой, чтобы, как она объяснила, — «осуществить свои мечты». Вот чё у людей в головах? Тут вырваться отсюда никак не получается, а они — добровольно едут. При этом, — практически не умея говорить на местном языке. Она думала вообще, — каким образом будет общаться на шоу с аборигенами? Впрочем, этот вопрос из разряда риторических, не требующих ответа. Корейцы…
Хорошо, — есть участница, свободно владеющая английским языком. Плохо не то, что она с трудом говорит на корейском, плохо то, что она, как и остальные участницы, — петь не умеет. Ну, практически. О чём
— Господин директор, — обращаюсь я к владельцу агентства
— Отдельно, без свидетелей. — добавляю я, бросив взгляд на сидящих рядом со мною СунОк и ЁнЭ.
Лежу в постельке, тащусь от того, что скоро засну и буду спать. И никто мне не будет в этом мешать. А утром, когда я встану, у меня сразу будет горячая вода в неограниченном количестве и ванная только в моём распоряжении! И завтрак в тишине и одиночестве, лишь в присутствии…
Внезапно вспоминаю, что не сделал одну, очень важную вещь.
— Мульча! — приподнявшись на локте, грозным голосом восклицаю я. — Будешь опять ночью «тыгдымить», выкину нафиг! Пойдёшь жить в депрессивный район! Поняла меня?
Наглая кошатина, развалившись на постели в моих ногах, лениво помахивает в ответ хвостом, не совершая больше никаких телодвижений. То ли хочет показать, что ей по барабану мои угрозы, то ли ещё чего, того, которого у меня не получается перевести с кошачьего.
— Смотри! — на всякий случай строго предупреждаю её ещё раз и снова бухаюсь головою на подушку, — спать.
Вновь настраиваюсь на эмоции блаженства от надвигающего сна, но сеанс запугивания кошатины слегка взбодрил организм, отодвинув момент прихода Морфея. Мозг принимается тасовать накопившуюся за день информацию, порождая поток воспоминаний. За сутки много чего случилось, но, пожалуй, самым интересным и информативным в них был, разговор с президентом
Для этого ему понадобился достаточно пространный рассказ о внутреннем устройстве корейской развлекательной индустрии, содержание которого оказалось весьма интересным. Кое-что из услышанного было мне уже известно из своего практического опыта работы в отрасли, кое о чём, я «легонько» догадывался, но кое-какие моменты до этого были скрыты от меня вообще.