— Не нужно волноваться! — решительно произносит продюсер. — На мой взгляд, с музыкой и словами всё в порядке. Господин
— Да, господин Ли, — вразнобой признаются девушки, — сказал.
— Значит, так и будет. Ваша задача — верить и трудиться, не жалея себя. А сомнения, о которых вы слышали, — это цена, которую платит наш уважаемый директор, стараясь дать вам самое лучшее. Всем понятно?
— Да! — раздаются пять голосов.
— Тогда — за работу!
— Агдан написала тестовый сунын на ноль балов! — слегка запыхавшись, восклицает заместитель начальницы исправительного учреждения, чуть ли не вбежав в кабинет.
Самчанин подняв голову от документа, который в этот момент читала.
— Она не писала тест? — не поняв причины переполоха, спрашивает она.
— В том-то и дело, что писала и ответила на каждый вопрос! Вот!
Заместитель кладёт на стол хозяйки кабинета листки бумаги с результатами, предлагая той самостоятельно сделать выводы.
— Но… тогда, получается… — она знала все правильные ответы? — просмотрев тесты, спрашивает начальница. — Так?
— И отметила только неправильные!
— Зачем?
— Из вредности!
Начальница задумывается.
— Она могла сделать подобное. — спустя некоторое время соглашается она и спрашивает. — Что теперь с этим делать?
— Это сунын в четыреста баллов!! В «Анян»!
— Совсем не факт, что экзамен, написанный на ноль баллов, равен четырёхсотбальному суныну.
— Я никогда не слышала о получении нулевого результата!
— О максимуме я тоже никогда не слышала.
— И как теперь быть, самчанин? Это ведь невероятное достижение!
— Отдай её работу в музей на хранение и забудь. Если ЮнМи напишет настоящий сунын на что-нибудь невероятное, достанем и повесим на стену как доказательство того, что в исправительном учреждении всё в порядке с образованием. Если нет — ну и ладно. Пусть лежит в запасниках.
— Так сделать? — разочарованно произносит заместитель, которой видимо хотелось чего-то иного.
— Ага, — говорит начальница. — Именно так.
Закинув на плечо лёгкую сумку с вещами, топаю к двери, ведущей на улицу. Последняя подпись поставлена, последние документы отданы, и впереди — «свобода, вас встретит радостно у входа»! Спиною чувствую провожающие меня взгляды охранниц. А я им ничего не сказал! Они мне ни слова лишнего не
Толкнув плечом дверь, оснащённую архаичной пружиной, вываливаюсь наружу. А на улице — солнце, солнце и… ЖУРНАЛИСТЫ! Бли-иин! Сегодня же праздник! Чё вам дома-то не сидится? И где СунОк и мама?
Увидев озадаченного меня, представители СМИ дружно ломанулись в мою сторону, чётко показывая кого караулили.
А я уже как-то подрастерял навыки общения с прессой…
Пока стоял, тупил, разинув рот, представители продажной профессии взяли меня в кольцо, отрезав возможный путь отступления обратно в «Анян», и наперебой стали задавать вопросы, тыкая мне в лицо микрофонами. Из раздающихся выкриков мои уши улавливают слова: «Солли», «можете сказать о ваших планах?», «Billboard», «участие в концерте», «прокляли», «помилование», «ваше агентство».
«Даже не предполагал, что настолько популярен», — зажмурившись, думаю я, пытаясь придумать как выбраться из толпы идиотов, намеревающихся заработать на мне деньги.
Хотя, может быть взять, да и дать интервью? Желающих разнести мои слова по миру, — много. Момент — эпичный, освобождение. Почему бы не порадовать «соотечественников» своим незамутнённым взглядом на мир?
— ТИ-ХО! — набрав полную грудь воздуха, кричу я. — ТИ-ХО!
— Агдан говорить будет, — сообщаю я, в наступившей тишине.
Вроде у меня как-то громко вышло или нет? Но иначе — с чего бы они разом заткнулись?
— Расступитесь, — командую я. — Дайте людям с камерами возможность снимать. Передайте микрофоны. Никаких ответов на вопросы. Скажу лишь то, что считаю нужным.
Через пару минут всё организуется. Толпа журналистов, человек эдак под тридцать, отступив, молча смотрит на меня, возможно надеясь на скандал.