Рождество, рождественский Сочельник — подразумевается католический рождественский Сочельник 24 декабря
трам — трамвай
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В лес
Ушел.
Не «с утра до вечера» и не на пару дней — ушел. Реально. Насовсем. Я точно уверена.
Утром после полнолуния я просыпаюсь от ощущения того, что что-то не так.
Мне безгранично хорошо. Я чувствую умиротворенную бодрость, будто отлично выспалась, хоть будильник на тумбочке и утверждает, что этого не может быть. Одновременно обнаруживаю неспособность встать с кровати, да что там — двинуться с места.
— А-а?.. — спрашиваю непроизвольно.
Тут только понимаю, что это не вопрос, а стон экстаза — Рик лижет меня между ног, судя по всему, уже некоторое время. Радуюсь ему и нежно треплю волосы. Вид его лица, заныривающего в меня, делает свое дело: я кончаю не позднее, чем через полминуты.
— Ах-х-х… ты… что здесь делаешь? — бормочу нежно, пытаясь отдышаться.
— Сама ночью просила, — говорит он.
— М-м-м?..
— Не уезжать рано.
Услышал, оказывается.
Представляю, как услышал, запомнил и проснулся с мыслью выполнить просьбу и мне становится тепло-тепло, спокойно и очень уютно. Чувствую, будто попала в какое-то очень укромное место, в какое просто так и не попасть и в какое мне точно не доводилось попадать раньше.
Я готова — не в награду за подаренный оргазм, а просто так — приготовить нам с ним завтрак, пусть хотя бы из того, что есть. Кто знает, может, я готова даже опоздать сегодня на работу да, может, под каким-нибудь предлогом не пойти вовсе, заявить, что буду работать из дома.
Луна, пробуждение с ним вдвоем, сладкий взрыв от его утренних ласк, озаривший и раскрасивший мое утро подобно праздничному салюту — все кажется мне удивительным.
Но мне не дают поудивляться вдоволь.
Его взгляд тыкается в сотку на тумбочке и что-то в ней видит. Похоже, это «что-то» — онемевший входящий звонок, должно быть, не первый и может, даже не десятый.
— Да. Нет, — отрывисто отвечает он кому-то. — Меня там нет. Сегодня, что ли? А, ночью… Мгм. Бл-лят-ть. Щас, еду.
На этом разговор оканчивается.
Вернее, кончается его разговор с собеседником, разговор же со мной только начинается:
— Блять, че за нахуй?!..
Матерный возглас с треском прорывает мой послеоргазменный кокон.
Мои глаза расширяются в невольном полуиспуге, когда вижу его лицо, искаженное гневной гримасой.
На мгновение Рик оскаливается и даже делает едва заметное движение в мою сторону.
У меня сформировалось уже определенное мнение о нем и все равно: на мгновение я боюсь, что он меня ударит.
— Те кто разрешил? — ворчит он. Рычит.
Тут только до меня доходит, что он имеет в виду свою сотку, которую я отключила ночью.
Пришел мой черед сердиться и возникать, но я говорю максимально спокойно:
— Он зазвонил среди ночи. Ты спал все равно.
Естественно, он не благодарит, что не дала потревожить его сон, но все же собирает себя в кучу. Рычащая ярость сменяется недовольством и досадой.
Пусть это так и прет из меня — я лучше сдохну, чем скажу ему что-либо из вышеперечисленного. Я не стану перед ним оправдываться. Не теперь. Я лучше сдохну, чем покажу, что его поведение хоть на секунду вызвало во мне страх — от которого я уже благополучно избавилась.
Не знаю, что это сейчас передо мной — волчья маска или его истинное лицо. Знаю только, что мне хочется натянуть на себя одеяло и наблюдать оттуда за его движениями по квартире с выражением злой враждебности на лице. Подумать только, как немного для этого было надо.
Я все еще уверена насчет доверия? Тот, кому я доверяла, не мог после доставленного мне блаженного удовольствия так грубо меня осадить. Обругать.
Так это
Не знаю, почему, но уходить утром из дома первой всегда приятнее. Наверно, Миха из-за этого загулял с Линдой — его напрягало, что первой всегда уходила я. Уверена, что он по сей день не подозревает об этой истинной причине собственной измены.
Как бы там ни было — еще пару мгновений Рик шныряет по квартире, затем я внезапно понимаю, что его нет.
Его нет вечером — ни в тот вечер, ни в следующий, ни еще три дня.
Подождав его немного в первую ночь, заваливаюсь спать сама — вернется, куда денется. Вернее, я и этого не думаю — вернулась поздно и о-очень устала. И никуда не звоню, естественно.
Проходят следующий день, затем день третий — его все нет.
Когда уже три дня от него нет сообщений и признаков жизни, я звоню ему, но никто не думает подходить или перезванивать.
Та же участь постигает и мое сообщение:
Одно из немногих, доселе отправленных ему по собственной инициативе — дошло, не прочитано.