«Что есть худо? – грозный вопрос ударил Яня, как тяжкая булава, – Мыслишь, ты еси добро, а аз худо? А кто ты сам-то, вещий Янь, Янь-чародей? Не богу ли моему услужаешь?»
Пасть чудища снова раскрылась и захлопнулось так, что зубья клацнули. Потупился Янь. Тёмная туча окутала его, окатив душу злой печалью. Жизнь его прошла перед глазами, а было в ней всякого много, тёмного и страшного тоже.
«Иди ко мне на службу, болярин, – искушал зов в душе Яневой. – Сяду на стол златой, а ты первым воеводой моим будешь. Нами Русь устроится».
Нежданно налетел порыв ветра. Зашелестел ясень, встревожено и гневно. Поднял голову Янь.
– Нет, княже, – тихо произнёс он. – Бог твой в бездне сидит, и сам он бездна. А мой Бог – Христос на небесном престоле, славим от ангелов. И не бывать согласия меж бозями нашими во все бесконечные веки.
Люто кинулся коркодел на боярина, ища пожрати его. Вскинул Янь чекан и со всей силы опустил на бугристую башку чудища окаянного. Мрак настал в мире.
И настал свет. Стоял Янь по-прежнему перед ясенем, на котором только что повесили люди волхва, и день был в мире, и солнце сияло, и искрилась гладь Белоозера.
Минуло злое наваждение. Но знал Янь, что не сном пустым оно было и что пре их с князем Полоцким, чародеем и воем, лишь начало положено.
«Чему быти, тому не миновати», – про себя сказал он, всей грудью вдохнул дух мира, для души сладостный, и махнул отрокам.
Они удаляли под прохладный полог лесов, и провожали их растерянные, но вновь вольные люди, спокойное озеро, сияющий ясень, победительно блистающее небо и солнце – глаз Митры, иже рекомого Хорсом, пристально следящий за вещим певцом и могучим воином именем Янь.
Герман Чернышёв
Беспробудная бессонница
Вокруг стояла испуганная тишь. Заботливо обстриженный высокий кустарник тянулся вдоль просёлочной дороги, огибающей дом с низеньким белым заборчиком. Тёмно-серое небо хранило безмолвие. «Кажется, будет дождь, – подумал Келли, глядя на влажные доски веранды, перед тем, как постучаться в дверь. Он не помнил, долго ли плёлся по дороге, но он очень устал. И устал даже не оттого, что плёлся, а оттого что не помнил. – Куда все подевались?» Никто не отпер. Келли показалось, что это не первое жилище, в которое он стучится.
– Чего надо? – послышалось из-за двери, белой, как и забор. Говорила, по всей видимости, женщина.
– Куда все подевались? – спросил Келли и перемялся с ноги на ногу.
– Здесь никого нет. Только я.
Женщина говорила тихонько. Внезапно завывший ветер не дал Келли разобрать сказанного.
– Что-что? Я не расслышал. Ветер воет.
– Не ветер. Проваливай от моего дома, парень.
Дорога шла на каменистый истрескавшийся пустырь, заросший старой снытью и засохшей облепихой. Небо сделалось куда темнее, но дождь так и не начался. Зато сгущался туман. Вязкий, топкий, он окутывал Келли незримым одеялом. Теперь его утончённое лицо было почти что не разглядеть. Короткие светло-коричневые волосы казались глубоко-пепельными. Кожа побледнела. Идти не хотелось. Возле пустыря, огороженного разломанной оградкой, через которую Келли без труда перешагнул, стоял двухэтажный дом, одинокий, забытый, как и всё вокруг. Позади послышался шорох. Келли резко обернулся. Увидев перед собой незнакомца, он попятился, споткнулся и брякнулся навзничь.
– Ты ещё кто? – с неким удивлением спросил высокий измождённый мужчина со впалыми щеками, покрытыми седеющей щетиной, острым длинноватым носом и сероватой кожей. На нём был шерстяной охотничий жилет, местами сырой, потёртые брюки и кожаные сапоги. У пояса висел нож с зазубринами на лезвии в три пальца шириной. Над плечами торчала деревянная рукоять.
– Вам-то что?
Келли поднялся и отряхнул штаны.
– Ничего, – незнакомец безразлично отвернулся, и Келли заметил небольшой арбалет у него за спиной. На груди крепился десяток железных болтов не толще мизинца.
– Что здесь происходит?
– Верно. Откуда тебе знать, – мужчина не обернулся. – Знал бы – не сунулся. Иди отсюда, парень. Это в твоих же интересах.
Келли не ответил, но и не ушёл тоже.
– Проваливай, говорю, – повторил незнакомец настоятельно. – Тебе тут не место.
– А вам, выходит, место?
– Я – другое дело. Серьёзно говорю, – теперь мужчина посмотрел Келли прямо в лицо. – Уходи.
– Я весь день иду, может, и всю ночь. Почему здесь никого нет?
– Видимо, потому что людям дорога их шкура.
Незнакомец криво усмехнулся, как будто сказал что-то смешное. Келли так не показалось.
– Почему вы здесь? – он поглядел на арбалет. Раньше ему не приходилось видеть подобного оружия. Его дядя рассказывал, как когда-то с приятелями он пьяным возвращался из выпивальни и повстречал на большаке человека с арбалетом. Ему одному удалось унести ноги в ту ночь.
– Потому же, почему здесь нет остальных, – незнакомец оглядел округу сухим взглядом. Потом достал из-за спины арбалет, покрутил маленькую железную рукоятку, торчащую из латунной шестерни, и крепкая тетива поползла назад. Раздался щелчок. Незнакомец снял с груди одну из стрел и положил в желобок.
– Вы в кого стрелять собираетесь?
Келли отошёл подальше.