Чужак в чужой стране

— Доктор, не ставьте мне условий, — ответил он. — Пока вы не объясните, о чем вы хотите говорить с Генеральным Секретарем, мы не двинемся с места. Если вы позвоните еще раз, ваш звонок будет переадресован мне. Позвоните сто раз подряд или через месяц — результат будет таким же. До тех пор, пока вы не согласитесь с нами сотрудничать. Джабл радостно улыбнулся.

— В этом уже нет необходимости. Вы сообщили мне — неосознанно, а может, и сознательно — то, что мне необходимо было знать, чтобы начать действовать… Или не начинать? Могу подождать до вечера. Да, пароль меняется. Слово «Берквист» уже не работает.

— Что вы имеете в виду?

— Капитан, дорогой, не надо! Не по телефону… Вы ведь знаете или должны были бы знать, что я — главный мозгополоскатель страны?

— Повторите, не понял.

— Как? Вы не в курсе, что такое аллегория? Боже, чему учат детей в школах? Можете играть в свои карты дальше. Вы мне больше не нужны.

Харшоу отключился, поставил телефон на десять минут на отказ, вышел к бассейну; велел Энн держать форму Свидетеля наготове, Майку — оставаться в пределах досягаемости, Мириам — отвечать на звонки. И уселся отдыхать.

Он был вполне доволен собой. Он не надеялся, что ему с первой попытки удастся соединиться с Генеральным Секретарем. Разведка боем дала кое-какие результаты, и Харшоу ждал, что его стычка с капитаном Хейнриком повлечет за собой звонок из высших сфер.

Если и не повлечет, то обмен любезностями с капитаном сам по себе является наградой. Харшоу придерживался мнения, что есть носы, созданные специально для того, чтобы по ним щелкали. Это укрепляет всеобщее благоденствие, уменьшает извечную наглость чиновников и улучшает их породу. Харшоу сразу понял — у Хейнрика именно такой нос.

Но сколько еще ждать?… А тут новая неприятность: ушел Дюк. Ушел на день, на неделю, или навсегда? Джабл не знал. Вчера за обедом Дюк был, а сегодня за завтраком не появился. Больше ничего достойного внимания в доме Харшоу не произошло. Отсутствие Дюка никого не огорчило.

Джабл взглянул на противоположную сторону бассейна, проследил, как Майк пытается повторить за Доркас прыжок в воду, и поймал себя на том, что намеренно не спрашивал у Майка, где может быть Дюк. Он боялся спросить у волка, что случилось с ягненком. Волк мог и ответить.

Однако слабости следует преодолевать.

— Майк! Иди сюда!

— Иду, Джабл. — Майк вылез из воды и потрусил, как щенок к хозяину.

Харшоу оглядел его и подумал, что сейчас он весит фунтов на двадцать больше, чем в день приезда: нарастил мускулы.

— Майк, ты не знаешь, где Дюк?

— Нет, Джабл.

Нет — и ладно: врать парень не умеет. Хотя стоп: он, как компьютер, отвечает только на тот вопрос, который ему задают. Когда его спросили, где бутылка, он тоже сказал, что не знает.

— Майк, когда ты его в последний раз видел?

— Он поднимался по лестнице, а мы с Джилл спускались. Это было утром, когда готовят завтрак. — Тут Майк с гордостью добавил: — Я помогал Джилл готовить.

— И больше ты Дюка не видел?

— Больше я Дюка не видел. Я жарил гренки.

— Что ты говоришь? Из тебя выйдет отличный муж для какой-нибудь девчонки, если ты не будешь осторожен.

— О, я очень осторожно жарил!

— Джабл!

— Слушаю, Энн.

— Дюк поел на кухне до общего завтрака и умотал в город. Я думала, вы знаете.

— Гм-м, — протянул Джабл, — я полагал, он поедет после ленча.

У него словно гора с плеч упала. Не то чтобы Дюк для него многое значил — нет, конечно, Харшоу никогда и никому не позволял стать значительным в его глазах. И все-таки хорошо, что Дюк ушел от греха подальше.

Какой закон нарушается, если человека развернуть перпендикулярно всему на свете, то есть отправить в другое измерение?

Это не будет убийством, потому что для Майка это средство самозащиты или защиты ближнего, например, Джилл. Пожалуй, подойдут пенсильванские законы о колдовстве. Интересно, как может быть сформулировано обвинение? Гражданское право вряд ли подойдет — за нарушение общественного порядка Майка не привлечешь. Похоже, нужно разрабатывать для него особый закон. Майк уже поколебал основы медицины и физики, хотя ни медики, ни физики этого не заметили.

Харшоу вспомнил, какой трагедией для многих ученых стала теория относительности. Не в силах ее усвоить, они сошли со сцены навсегда. Несгибаемая старая гвардия вымерла, уступив место молодым гибким умам. Дедушка рассказывал, что то же самое произошло в медицине, когда Пастер сформулировал основы микробиологии. Старые врачи сходили в могилу с проклятиями в адрес Пастера, но не утруждали себя изучением явлений, которые с точки зрения их здравого смысла были невозможными.

Майк, по всей видимости, наделает больше шума, чем Пастер и Эйнштейн вместе взятые. Кстати о шуме:

— Ларри! Где Ларри?

— Здесь, босс, — послышалось в рупоре за спиной, — в мастерской.

— Сигнализатор тревоги у тебя?

— Да. Я с ним сплю, как вы сказали.

— Вылезай наверх и отдай его Энн. Энн, держи его вместе со свидетельской формой.

Энн кивнула. Ларри ответил:

— Хорошо, босс, иду. Уже пошел.