Чужак в чужой стране

Вошла Энн, но Харшоу все смотрел на пустой бассейн, в который падал снег. — Энн, арендуй для нас какой-нибудь тропический атолл и дай объявление о продаже этого дома.

— Хорошо, босс!

— Только постарайся оформить аренду раньше, чем сюда въедут индейцы.

Я не люблю жить в отеле. Когда вы получили последнюю зарплату?

— Сорок три дня назад.

— Так вам и надо. Пиши — «Прощальная».

Мне хорошо бы умереть
Под тихий звон бокала,
Но, может быть, другая смерть
С петлей меня алкала?
Иль, может быть, немой палач
С заостренной секирой
Под звон церквей и тихий плач
Сведет меня в могилу?
Или зайдя к святым отцам,
Где тлеют свечи рядом,
Я отравлюсь уж до конца
Их смертоносным ядом?
Или избавлюсь от страстей,
Долгов и от налогов
Я с помощью других смертей,
Дарованных мне Богом?
Мне хорошо бы с высоты
Свалиться для начала…
Но лучше смерть подай мне ты
На донышке бокала!

— Конец. Подпиши: Луиза М.Элкотт и отправь в журнал «Вместе».

— Мне казалось, вы собирались диктовать платежную ведомость.

— Творческая работа — самая неблагодарная: ее по достоинству оценивают только после смерти автора, когда ему уже нельзя заплатить. Положи это в архив, пусть войдет в мое литературное наследие. Что такое писательство? Дерьмо! Постоянные подачки человеческим слабостям.

— Бедный Джабл: пока сам себя не пожалеет, никто его не пожалеет!

— Опять сарказм. А работа стоит.

— Никакого сарказма. А работа стоит не по моей вине.

— Прошу прошения. Составляем платежную ведомость. Название: «Предсмертная песнь».

В моем сердце ледяная пустыня зимы,
И осколки разбитых надежд ранят душу.
Нас разделяет угасшая любовь, и мы
Ее, как северный ветер, слушаем…
Мое тело в шрамах, в мертвых сучках,
Как дерево с обмороженными почками,
И от треска мутится в глазах,
Но это не больно — больней одиночество.
В лихорадочном бреду силюсь тебя узнать,
В прорванные барабанные перепонки
Твой голос врывается гимном.
Я не боюсь смерти, боюсь, что она
Тебя у меня отнимет.

— Джабл, — встревожилась Энн, — у вас живот болит?

— Он у меня всегда болит.

— Это тоже в архив?

— Нет, в «Нью-Йоркер».

— Там не примут.

— Примут, еще как! Они любят чернуху.

— Здесь не выдержан размер.

— Иначе нельзя. Нужно дать редактору возможность что-то поправить, он обидится, если не дать. А исправив пару ошибочек, он сроднится с произведением и примет. Я научился жульничать, когда тебя еще на свете не было, а ты лезешь меня воспитывать. Я же не учу тебя нянчить Аби! Кстати, ее пора кормить. Ты освобождаешься от обязанностей Ближней. Ближняя! Доркас!

— Аби подождет. Доркас нездорова. Утренняя слабость.

— Чепуха. Я определяю беременность за две недели до начала — у Доркас ничего нет.

— Но ей хочется! Ей завидно, что она отстает. Пусть потешится надеждой.

— Бог с ней, не буду ее трогать. А почему бы тебе не принести малышку сюда?

— Потому что вы говорите гадости…

— И развращаю младенцев!

— Нет, конечно. Она еще маленькая и ничего не поняла бы, но вы станете с ней играть, и я потеряю всякую надежду добиться от вас платежной ведомости.

— А как скрасить однообразное существование?

— Джабл, мне приятно слышать, что вам нравится моя дочка. Она и мне нравится, но в последнее время вы забросили дела и либо играете с ней, либо хандрите. Если вы регулярно не пишете рассказов, у вас начинается духовный запор. Дошло до того, что мы с Доркас и Ларри сидим и ждем, когда вы позовете. Вы кричите «Ближняя», мы с облегчением вздыхаем, но тревога всякий раз оказывается ложной.

— Пока что у нас есть деньги, чтобы платить по счетам — и волноваться не о чем.

— Так о чем же вы волнуетесь?

Джабл задумался. Сказать ей? Он уже не сомневался в том, кто отец Абигайль: это явствовало из ее имени. Энн колебалась между Абигайль и Зиновией и в конце концов наградила девочку обоими именами. Энн не объяснила, что означают имена — наверное, думала, что никто не догадается. — Вы никого не обманете, Джабл. Мы все уверены, что Майк в силах за себя постоять, а вы сходите с ума.

— Я схожу с ума?!