Дед вернулся, когда матч уже закончился. Сел рядом со мной на лавочку, вставил в янтарный мундштук сигарету, закурил.
— Ну, — спросил. — Как тебе у нас? Ты же Алмалык почти не помнишь, маленький совсем был. Воздух здесь, конечно, не очень, прямо скажем. Не курортный. Заводы вокруг, комбинат. Но можно на рыбалку съездить. Хочешь на рыбалку? В Кушке этой вашей, небось, рыбу негде ловить. А здесь Сырдарья под боком!
— В Кушке негде, — сказал я, откладывая книгу. — Там речка только весной речка, к лету пересыхает почти. А здесь нормально, деда. Я с ребятами сегодня познакомился на бассейне. Хорошие ребята.
— Старше тебя?
— На пару лет.
— Курят, выпивают?
— В курении замечены не были, а вот пива мы с ними сегодня попили.
Дед вытащил мундштук изо рта.
— Пива? — шёпотом переспросил он. — Ты что, пьёшь пиво?
— Не пью. Но сегодня был вынужден попробовать…
Я рассказал о выигранном споре.
— Семьдесят пять метров, — не веря своим ушам, повторил дед. — Ты точно мой внук?
— Твой-твой, — уверил я его. — Но тебе придётся ещё не раз удивиться. Причём сильно. Я изменился, деда, и от этого никуда не денешься. И ещё. Мне потребуется твоя помощь…
Коротко, по-деловому, я рассказал ему о гравигенераторе, который намеревался построить здесь же у него в мастерской.
— Понимаешь, деда, — такого ещё никто в мире не делал. — Если получится, это будет такой переворот в науке и технике, что мне не с чем даже сравнить.
— Изобретение колеса? — сравнил дед.
— Пожалуй, близко. Только представь. Если поставить такой антиграв на ракету, она спокойно долетит до Луны на минимуме топлива, а полезная нагрузка увеличится во много раз!
— Или на самолёт, — продолжил мою мысль дедушка. — Или танк. Да на что угодно. Мать честная курица лесная, это же… — он помотал головой, осознавая перспективы. — Родители знают?
— Не говорил. Подумают ещё, что я головой поехал. Одни сумасшедшие вечный двигатель изобретают, а сын решил всех переплюнуть. Гравигенератор! Не, давай потом.
— Так я и думал почему-то. Эх, и попадёт нам на орехи, когда узнают…Ну да ладно. Но почему ты уверен, что получится? Я не помню случая в истории человечества, чтобы тринадцатилетний мальчишка сделал великое изобретение. Да не просто великое, а сравнимое с изобретением колеса.
Нет, не зря всё-таки я часами посиживал в библиотеке Дома офицеров.
— Блезу Паскалю было восемнадцать лет, когда он придумал и сконструировал первую в мире счётную машину. Восемнадцать — не тринадцать, скажешь ты. Ладно. Филу Франсуорту, когда он в тысяча девятьсот двадцать втором году изобрёл электронно-лучевую трубку, без которой невозможно телевидение, было пятнадцать лет. Всего на полтора года старше меня. И потом, — честно признался я. — Я вовсе не уверен, что у нас получится. Но, если не попытаться…
— Перестанешь себя уважать, да? — спросил дед.
— Да.
— Знакомое чувство.
Дед закурил ещё одну сигарету и долго думал, щурясь на зеленеющее над крышей дома вечернее небо.
— Взбудоражил ты меня, внук, — признался он, наконец. — Прямо в молодость вернул. Как будто я снова перед выбором стою: или в тылу остаться по брони, или добровольцем на фронт.
— И каков выбор? — спросил я.
— Конечно, на фронт, — весело сказал он. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Рискнём. Только это… давай бабушке и прабабушке твоей тоже пока ничего не рассказываем. Так оно надёжней будет и спокойнее. А то раскудахчутся… Что, говоришь, тебе нужно для этой машины?…
Следующая неделя прошла в трудах. С утра я отправлялся к Кофманам и работал с тётей Фирой. Её аура быстро приобретала прежний цвет и весёлую переливчатость, улучшаясь с каждым днём. Ржавых пятен оставалось совсем немного — на день-два работы. К тому же и сама тётя Фира держала обещание и не курила.
— Какая же это зараза, оказывается, — курево! — охотно делилась она со мной своими мыслями и переживаниями по данному поводу. — Представить не могла, пока не бросила. Хочется! Хочется курить! Это что же, и впрямь наркотик, получается? Который вцепился и не отпускает?
— Он самый, тётя Фира. Я думаю, что никотин — один из самых усваиваемых наркотиков, человек к нему очень быстро привыкает.
— К морфию тоже, как медсестра говорю. Но морфий — обезболивающее сильное и вообще, в состояние эйфории человека погружает. А никотин — нет. Ну, разве что так… чуть-чуть… Но он, как бы это сказать… Не меняет сознание человека, вот!
— Это только кажется. Нет «плохих» и «хороших» наркотиков, тётя Фира. Все плохие. И все приводят человека к одинаковому концу — ранней смерти. Могу дать совет.
— Давай!
— Дышите. Как только сильно захочется курить, сразу начинайте глубоко дышать. Вот так, — я показал. — Живот-грудь — вдох. Грудь-живот — выдох.
— Ну-ка, — она принялась дышать. — Ой, голова закружилась…
— Закружилась — прекращайте, дышите, как обычно. Желание закурить должно почти исчезнуть.
— И правда, — оно удивлённо прислушалась к себе. — Не хочется!