— Один — ноль, — согласился Кастро. — Но всё равно. Если мы и впрямь найдём эту цивилизацию, о которой ты говоришь, истерика поднимется страшная. Даже я не могу просчитать, насколько страшная. Armar la de Dios es Cristo [1], как у нас говорят. Советую тебе, мой юный друг, удвоить и даже утроить осторожность.
Торжественная демонстрация главного подарка Фиделю — первого в истории человечества гравилёта «РС-1» состоялась на следующий день там же, на военно-воздушной базе, куда нас привезли сразу после завтрака.
— Всё-таки удобно быть личным гостем руководителя страны, — заметил по этому поводу Аркадий Натанович. — Никаких забот. Кормят, возят, встречают, наливают. Если б не жара, совсем благодать.
— Август — самый жаркий месяц на Кубе, — объяснил переводчик Хосе. — Высокая влажность, в ней всё дело. Душно. Даже ливни не помогают, а, скорее, ухудшают положение.
— Прямо как у нас в Ленинграде, — сказал Борис Натанович.
— Я был в Ленинграде, — сказал Хосе. — Там совсем не жарко.
— В какое время года вы там были? — осведомился младший Стругацкий.
— Весной. В марте.
— В марте и нам не жарко. Вы приезжайте в июле…
— В Кушке, — сказал я, — мы закапывали летом сырое яйцо в песок и через десять минут оно прекрасно запекалось.
— «Ротмистр Чачу громко и пренебрежительно рассказывал, как в восемьдесят четвёртом они лепили сырое тесто прямо на раскаленную броню и пальчики, бывало, облизывали», — немедленно процитировал Аркадий Натанович, — [2]
Я рассмеялся.
— Какой ротмистр Чачу? — растерянно спросил Хосе.
— Не обращайте внимания, Хосе, — махнул рукой Борис Натанович. — Писательские разговорчики. Кстати, Серёжа, мы с Аркадием прочли твои рассказы. «Экскурсовод» и «Мусорщик». Так кажется? В «Знание — сила» и «Техника молодёжи».
— Да, — сказал я, чувствуя, как громко и часто забилось сердце. — Всё правильно.
— «Экскурсовод» — так, довольно банально, уж извини, тема изъезжена вдоль и поперёк, хотя написано неплохо. А вот «Мусорщик» действительно хорош. Поздравляем. Да, Аркадий?
— Хорош, хорош, — энергично подтвердил Аркадий Натанович. — Оригинально, талантливо, ярко. Молодец! Продолжай в том же духе, всемерно поддержим.
— Спасибо, — сказал я. — Вы даже не представляете, насколько для меня важна ваша оценка.
— Ну отчего же не представляем, — сказал Аркадий Натанович. — Отлично представляем. Сами такими были.
На этот раз мы прибыли раньше Фиделя. Собранный и вымытый до зеркального блеска гравилёт уже стоял в положенном месте, на специально отведённой площадке. По хитроватым улыбкам лётчика-испытателя Мусы Нодия и механика Тимофеева Сергеева, которые встречали нас у гравилёта, я понял, что нас ожидает какой-то сюрприз.
Так оно и оказалось.
Как только я по старой пилотной привычке, выработанной ещё Кемраром Гели, начал обходить машину по часовой стрелке, начиная с носа, то почти сразу же с оным сюрпризом и столкнулся.
Сам гравилёт был ослепительно-белого цвета. Ближе к хвостовому оперению, на фюзеляже, красовались алые буквы «РС-1» и ниже — СССР. А спереди, практически, у носа было выведено синим ровным курсивом: Сергей Ермолов.
— Ничего себе, — сказал я. — Это что?
— Имя машины, — сказал Нодия. — А что, есть возражения? Наверху согласовано, не волнуйся.
— Даже не знаю. Неловко как-то.
— Э, слушай! — эмоционально воскликнул Нодия, добавив жестикуляции и характерного грузинского акцента. — Что — неловко, зачем — неловко? Ты придумал этого красавца? Ты. Заслужил, да!
Послышался шум моторов. На трёх машинах подъехал Фидель с охраной. Поздоровался с нами, мы вместе обошли главилёт. В глазах Кастро читался горячий мальчишеский интерес, и он потребовал немедленно опробовать новинку.
Загрузились в гравилёт по полной: я, Фидель, Хосе, Нодия и трое охранников Кастро с оружием.
— Пристегнитесь, — сказал наш пилот по-русски.
Хосе перевёл.
— Взлетай, — небрежно махнул рукой Фидель.
Хосе перевёл.
— Пристегнитесь, иначе никто никуда не полетит, — упрямо сказал Нодия.
Фидель посмотрел на меня.
Я показал ему на свой ремень, который уже был пристёгнут и сказал:
— Не приведи господь, товарищ Кастро, если что-нибудь случится, и вы пострадаете из-за того, что ремень был не пристёгнут, мне не простят.
— Пристёгиваемся, — вздохнул Кастро.
Нодия запустил двигатели. Лопасти над головой прозрачной кабины почти бесшумно набрали обороты.
— Включаю антиграв, — сообщил Нодия и щёлкнул тумблером. — Уменьшение веса в пять раз.
Радостная лёгкость разлилась по телу. Мне всегда нравилось это ни с чем несравнимое ощущение. Предчувствие полёта, за которым всегда следовал сам полёт.
Вот в чём разница, понял я простую вещь. Здесь, на Земле, лётчики взлетают в небо со своим весом и всё равно испытывают радость полёта. Мы, на Гараде, давно пользуемся антигравами, и наша радость ярче. Именно потому, что уменьшается не только вес машины, но и собственный. Что ж, теперь это ощущение будет доступно и землянам.
— Vaya! — воскликнул Кастро и засмеялся.
— Подъём! — сообщил Нодия.
Гравилёт легко оторвался от земли и пошёл вертикально вверх, набирая скорость. На высоте трёхсот метров, заложил крутой вираж…