Чужак из ниоткуда-3

Где испокон веков поныне

Все то же лето тешит глаз,

Да разве им хоть так, хоть вкратце,

Хоть на минуту, хоть во сне,

Хоть ненароком догадаться,

Что значит думать о весне,

Что значит в мартовские стужи,

Когда отчаянье берет,

Все ждать и ждать, как неуклюже

Зашевелится грузный лед, — прочитал с выражением Петров.

— Не знаю этого стихотворения, — признался я. — Хорошее.

— Ещё бы, — сказал товарищ майор. — Это Илья Эренбург.

— А мы такие зимы знали,

Вжились в такие холода,

Что даже не было печали,

Но только гордость и беда.

И в крепкой, ледяной обиде,

Сухой пургой ослеплены,

Мы видели, уже не видя,

Глаза зеленые весны, — закончила, подходя, симпатичная молодая официантка, и поставила нам на стол три чашки кофе и тарелочки с эклерами. — Приятного аппетита, мальчики.

— Спасибо, — сказал Петров. — Что-то мы раньше вас здесь не видели. Первый день на работе?

— Третий, — призналась официантка. — А что?

— Это мы удачно зашли, — констатировал товарищ майор. — Любите Эренбурга?

— Честно? Не очень. Но конкретно это стихотворение люблю.

— Я тоже. А как вас зовут? Меня — Саша.

Через минуту официантка по имени Катя ушла, покачивая соблазнительными бёдрами, а Петров спрятал в карман салфетку с записанным телефоном.

— Вот так, — сказал он. — Учитесь, товарищ капитан.

— Мне не надо, — сказал Боширов, — у меня есть. Третья будет лишней.

Петров засмеялся:

— Не порть молодого человека, Тимур. Подумает ещё, что это в порядке вещей.

— Что тут думать, когда у меня ни одной, — признался я.

— Это плохо, — сказал Боширов. — У человека должна быть девушка.

— Особенно в пятнадцать лет, — хмыкнул Петров.

— А также в шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

— И до тридцати! — провозгласил Петров, протягивая чашку с кофе. Боширов протянул навстречу свою. Они чокнулись, выпили.

— А что потом? — спросил я. — После тридцати?

— Потом жениться надо, — ответил Петров. — Иначе карьера затормозится.

— Партия и семья — необходимые и святые вещи для советского офицера, — поддержал Боширов.

— Не отвлекаемся, — сказал Петров, — думаем. У товарища проблема и её надо как-то решать.

— Только не вздумайте подсунуть мне какую-нибудь младшую лейтенантку, — сказал я. — А то знаю я ваши методы решения проблем.

Петров захохотал и чуть не поперхнулся кофе.

— Слушай! — воскликнул Боширов. — Фехтование же! Чемпионат Москвы среди юниоров!

— Шпаги звон, как звон бокала, с детства мне ласкает слух [1] — не слишком музыкально пропел Петров. — Точно. В субботу, двадцать четвёртого, как раз женская рапира, — он посмотрел на меня. — Был когда-нибудь на соревнованиях по женской рапире?

Я знал, что мои друзья серьёзно занимались фехтованием — шпагой — и достигли в этом виде спорта определённых успехов. Тимур Боширов недавно получил звание «Мастер спорта СССР», чем весьма гордился. Александр Петров стал мастером спорта ещё в Узбекистане, будучи капитаном, и, насколько я знал, уже подумывал о завершении спортивной карьеры. Тем не менее, оба ещё тренировались и выступали на различных соревнованиях.

— Моя последняя девушка — рапиристка, — пояснил Боширов. — А у девушки есть подруги. Тоже рапиристки. Смекаешь?

— Даже не знаю… — протянул я.

— Нет ничего лучше юной и страстной рапиристки, — причмокнул Петров. — Разве что не менее страстная официантка из ресторана «Метрополь», но с официантками тебе ещё рано.

— А с рапиристками, значит, в самый раз?

— В самый, — сказал Боширов. — Знаешь какой лучший допинг для девушки-спортсменки перед серьёзными соревнованиями? Абсолютно легальный.

— Нет, — сказал я, хотя уже догадался, что он имеет в виду.

— Секс, — сообщил Боширов. — Даже тренеры советуют.

— Это правда, — подтвердил товарищ майор.

Надо ли говорить, что я согласился? В конце концов, мне действительно было интересно побывать на соревнованиях по фехтованию.

Двенадцать дней, остававшихся до двадцать четвёртого февраля, были, как всегда, до отказа заполнены делами, но я не забывал о приглашении. К тому же накануне Боширов позвонил и напомнил:

— После соревнований идём в кафе. Светка моя уже и подружек по команде предупредила.

— Кафе?

— Пить не будем, просто посидим [2], — подражая грузинскому акценту сказал Боширов и положил трубку.

Соревнования проводились в спортивном комплексе ЦСКА, во Дворце тяжёлой атлетики. Начало — в семнадцать часов.

Беспокоить Василия Ивановича в субботний день ради такой ерунды я не стал и поехал на метро. Это было нарушением протокола безопасности — мои высокие покровители настаивали, чтобы я пользовался во всех поездках исключительно служебной машиной, но я шёл на эти нарушения. Во-первых, ради чувства личной свободы, а во-вторых, из любви к московскому метро. Было в нём какое-то необъяснимое очарование. К тому же после совершенно непростительного похищения в Мары, я стал гораздо осторожнее и не ленился лишний раз бросить взгляд на ауры тех, с кем еду в одном вагоне или тех, кто спрашивает, как пройти на Красную площадь к мавзолею Ленина, в который я всё собирался попасть исключительно ради любопытства, но постоянно что-то мешало.