Чужак из ниоткуда-3

— Русский. Более того — советский. Меня ЦРУ выкрало, чтобы узнать кое-что важное. Случилось это в апреле месяце в городе Мары — областном центре Туркменской ССР. Но я сбежал, примкнул к цирку и… Товарищи, это длинная история, давайте как-нибудь в следующий раз. К тому же, я не всё могу рассказывать. Подписку давал.

— Чувствую себя на страницах авантюрного романа, — сообщила Демидова.

— А вы ещё спрашиваете, за что мы любим театр, — сказал Николай Лукьянович.

— Я не спрашиваю, — сказал Любимов. — Я знаю. Театр — это мы, а себя нужно любить. Иначе ничего не получится.

— Разве не ближнего своего? — неожиданно подала голос Таня.

— Да. Но как самого себя, — парировал Любимов. — Как интересно, советская молодёжь цитирует Евангелие. Неплохо, неплохо. Но мы отвлеклись. Речь шла о чуде. Серёжа, думаю, вы с вашими разнообразными талантами уже догадались, какое чудо я имею в виду.

— Думаю, да, — сказал я и посмотрел на Высоцкого. — Владимир, вы как? Вам нужно чудо?

— Я могу бросить в любой момент, — сказал Высоцкий преувеличенно нейтральным голосом.

— И этот момент настал! — торжественно провозгласил Любимов.

Высоцкий едва заметно поморщился.

— Товарищи, — сказал я. — Вы можете оставить нас с Владимиром Семёновичем наедине минут на двадцать-двадцать пять? Иначе ничего не получится.

— Однако, — пророкотал Любимов. — Меня выгоняют из собственного кабинета?

— Пошли, Юра — Николай Лукьянович взял Любимова под локоть. — Пошли, не будем мешать. Дело интимное. Алла, Валера, и вы, девушка, — за мной.

Все вышли, дверь закрылась.

— Значит, так, — сказал я. — Как всегда, есть новость плохая и хорошая. Плохая заключается в том, что вы, Володя, больны. Эта болезнь называется алкоголизм. Ещё одна плохая новость — алкоголизм практически не лечится.

— Ты разве врач? — насупился Высоцкий.

— Нет, я волшебник. Тебе чудо нужно, или так и будешь загибаться на глазах у всех, кто тебя любит? — я намеренно перешёл на «ты».

— Что ты предлагаешь?

— Предлагаю хорошую новость. Я могу сделать так, что ты не будешь пить… ну, скажем, год.

— А что будет через год?

— Сам решишь. Перед тобой откроются три пути. Или будешь контролировать потребление спиртного самостоятельно, или бросишь пить навсегда, или погибнешь.

— Погибну?

— Ага, от водки. «Но нет, никто не гибнет зря. Так лучше, чем от водки или простуд» — процитировал я его песню. Так вот, ты не альпинист, не космонавт и не пограничник на острове Даманский [2]. Погибнешь зря, от водки. Как последний подзаборный алкаш. Прости за откровенность, но это правда.

— Я правильно понимаю, что сейчас передо мной только два пути? — спросил Высоцкий.

— Да. Или завязать на год или погибнуть.

— А ты можешь сделать так, чтобы я на всю жизнь завязал?

— Могу. Но оно тебе надо? Такие решения человек должен принимать самостоятельно. В особенности человек твоего уровня одарённости. Свобода, понимаешь?

— Понимаю. Свобода — это важно. Важнее, пожалуй, ничего нет.

— Разве что любовь, — сказал я. — Но мы об этом можем поговорить в другой раз. Принимай решение, Володя. Сейчас.

Высоцкий на несколько мгновений задумался. Я не умею читать мысли, но понимал, о чём он думает. Трудно вырваться из сладких объятий смерти.

— А, где наша не пропадала! -хлопнул он себя по коленям. — Давай, шамань. На год. Что я должен делать?

— Просто сиди спокойно и не напрягайся, — сказал я, усаживаясь напротив и кладя ему руку на лоб. — Это не больно.

После короткого бабьего лета в Москву пришли холодные нудные дожди. Небо обложило плоскими тёмно-серыми тучами, которые висели над городом неделями — так, что казалось, просвет не наступит уже никогда. Впрочем, особенно печалиться об ушедших солнечных днях не приходилось — не до этого было. Практически всё время отнимала работа. Я мотался между Дубной, Москвой и Калининградом, решая десятки технических вопросов, возникающих в ходе создания гравигенераторов и установки их на ракетные системы.

Работа, надо сказать, шла бешеными темпами. Я боялся, что будет гораздо сложнее, но недооценил знания, умения и творческий энтузиазм советских инженеров и рабочих. Окрылённые успехом и открывающимися перед страной и лично ими небывалые перспективы, эти люди готовы были горы свернуть. Да что там готовы — они их и сворачивали в каком-то смысле, предлагая иногда такие решения, до которых я сам в жизни бы не додумался. Это было чертовски интересно и захватывало меня полностью.

Ещё — учёба. Следуя разумному совету Берегового и тщательно изучив имеющиеся предложения, я выбрал Бауманку — Московское высшее техническое училище имени Баумана. Оно действительно лучше всего подходило к тем задачам, которые я перед собой ставил.