Чужая жизнь

Наутро мы слегка сытые и почти довольные сидели у дороги недалеко от небольшого посёлка, почти у самой границы с Финляндией и с тоской провожали взглядами грузовики с финскими солдатами. Мы, конечно, круты как варёные страусиные яйца, но нападать вшестером на роту солдат, это такой извращённый способ самоубийства и дополнительная развлекаловка для скучающих на марше финских вояк.

Дорога была не сильно оживлённая, и к полдню прошло только две небольшие колонны грузовиков, но одиночных машин не было и в помине. Вообще-то деревень, посёлков и даже отдельных хуторов на озёрах и многочисленных реках было достаточно много, но видимо вследствие недавно прошедших боёв жители старались лишний раз не высовываться из дома.

Повезло нам только под вечер. Ну как повезло? Увидев в бинокль несколько подвод, неспешно катящихся по дороге, ребята оживились, а Степан, взявший у меня бинокль, негромко сказал.

— Ристо, глянь, в первой телеге Микку. Твой знакомец. Важный какой стал! — Ристо тоже разглядывал знакомца, а я уже нагляделся на этого Микку, и, видя, что мои наивные «погранцы» собрались на дорогу, сказал.

— Ристо, Степан. Вы куда собрались? Жить надоело? — Мои негромкие слова прозвучали как гром с ясного неба. Ристо даже перекосился, а Степан возмущённо на меня обернулся, но я, не давая им сказать ни слова, сказал.

— Ничего не говори. Твои знакомцы на немцев работают. Белые повязки на левом рукаве видишь? Полицаи они. Что Степан не веришь? Сейчас проверим. — Готовился я недолго.

Снял пояс, скинул немецкую куртку, оставив на себе только пограничную Сашкину гимнастёрку, ну не было у немцев формы моего размера. Та, что была, была полностью в крови. Стирать её у меня тогда времени не было, а форму гауптмана я изгваздал, когда разводящих выбивал.

Положил всё оружие и изрядно полегчавший ранец, оставив себе только «Вальтер» и убрав его к себе за спину. После чего расстегнул гимнастёрку, чтобы выглядеть как можно беспомощней, и быстро перебежал к дороге. Телеги неспешно приближались к нашей засаде.

Место для засады мы выбирали так, чтобы от ближайшего поворота до самой засады, было метров шестьсот. Чуть дальше по дороге располагался небольшой перелесок, со съездом к крохотному озерцу, а дальше, километрах в пяти от нас располагался сам посёлок. Приближающихся телег было четыре штуки и шестеро мужчин разного возраста, сидящих на них. К предпоследней телеге были привязаны ещё две лошади под сёдлами.

Подождав их совсем немного, я выполз на дорогу и стал, шатаясь подниматься, опираясь на сучковатую палку. Выглядел я конченным чмошником — грязный, небритый, без пояса, в заношенной расстёгнутой гимнастёрке и с грязнейшем бинтом на голове.

Увидели меня мирные карельские крестьяне сразу, а увидев, обрадовались, как ближайшему родственнику. С телег соскочили, винтовки из телег достали, и радостно принялись меня приветствовать, хорошо не по голове.

Наш с Ристо и Степаном, общий знакомец Микку, резво соскочивший с передней телеги, сходу поздоровался со мной прикладом в живот. Хотя я и был готов к такому проявлению дружеских чувств, но удар был несколько, на мой взгляд, тороплив. Попасть Микку попал, правда, не туда, куда планировал изначально.

Уворачиваться я не собирался, просто хотя бы один из этих милых ребят мне нужен был живым, а то мои собеседники мне немного поднадоели. Скучные они у меня, неразговорчивые и новостей не знают, из болота же только вылезли. Поэтому пришлось Микку обидеть, отоварив знакомца по йайцам, кулаком, чтобы жизнь ему малиной не казалась. Произошло это несколько раньше, чем приклад его винтовки соприкоснулся с моим многострадальным организмом.

Микку выпустил из натруженных рук очередную «трёхлинейку», сложился пополам, рухнул на колени и, прижав руки к пострадавшему органу, начал беззвучно просить у меня прощения. Видимо потерял голос, даже головой, зачем-то, в песок дороги упёрся. Иногда у меня, получается, здороваться без слов, правда Сашка вместе со мной поучаствовал. Ему тоже не нравится получать прикладом — организм то у нас общий.

Был бы я один, здесь бы наш с Сашкой жизненный путь и закончился. Как оказалось, эти мирные карельские крестьяне, совершенно не понимают шуток из моего босоногого детства. Даже странно. Вряд ли их детство от моего сильно отличалось. Только разве что временем.

Пара стволов уже смотрели на меня, но тут раздался нестройный залп из пяти винтовок, а чуть позднее торопливый топот ног моего засадного полка. Очень вовремя. Всё остальное дело техники, мне даже работать не пришлось.

Нет, я, конечно, понимаю, что я провокатор. Но как было объяснять моим наивным советским ребятишкам, прописные истины? Они ведь пока бестолковку свою не разобьют, ничему не научатся. Маленькие они у меня, глупые, даром, что выглядят как взрослые.