Чувство вины

– Эй, Степан Васильевич! – окликнула Катя.

Отзываться или нет… Нельзя не отзываться.

– Я здесь, на крыше, – сказал он шиферу.

– Я здесь! На крыше! – крикнул он, стараясь не сильно отрывать голову от холодного, влажного шифера.

– А я слышу, кто-то по крыше топает. Решила проверить, – донеслось снизу. – Помощь нужна?

– Нет-нет, все в порядке.

– Телефон какой-то валяется… Это же твой.

– Да, мой! – разозлился он. – Мой!

Через плечо он увидел Катю, которая отошла от дома на несколько шагов и рассматривала его.

– Отсюда не скажешь, что у тебя все в порядке.

– А что ты можешь поделать, – сдался он. – Ты же не Карлсон!

Он чувствовал, как тело неумолимо ползет вниз. Гвозди рвали одежду, царапали живот и грудь.

– Ты сейчас упадешь! – завопила Катя.

Он слышал, как она металась внизу. Бегала. Что бы подложить, подстелить?..

Он стал перебирать ногами, тщетно ища опору.

– Что же делать! – донеслось снизу.

Обернувшись, он увидел копну ветвей росшей возле дома калины. Оттолкнулся от крыши, чтобы упасть в этот куст, а не на бетонную дорожку и твердую землю. Закрыл глаза.

– Я тут в буфете мед нашла, – сказала Катя, пододвигая к нему тарелку с медовыми сотами. – Не болит?

– Нормально, – он стал кромсать соты ложкой и есть. – Меня в кружке самбо падать научили еще в детстве.

На лице его было прочерчено несколько царапин. Бурели легкие ссадины. Падение с крыши обошлось для него много удачнее, чем для телефона. Ветки хлестнули, и бедром ударился. И локтем. Без переломов.

Катя сняла закипающий чайник с гнезда, не дождавшись, пока он отключится сам. Подлила в чашки. Поставила чайник на место. Опустевший не отключенный прибор зашипел, снова начав нагреваться.

– Выключать надо, сгорим, – Миша строго щелкнул кнопкой.

Он решил пожить в доме подольше. Сообщил работодателям, что упал на тренировке, подозрение на перелом. Самочувствие же его, напротив, от свежего воздуха и загородной жизни только улучшилось.

Падение с крыши не погасило его страсти к преобразованию и благоустройству родового гнезда. Он решил сгрести сухие листья и пошел в сарай за граблями. Он еще ни разу не изучал содержимое сарая внимательно. Лопаты, тяпки, вилы, грабли. На полках жестянки с гвоздями. В углу старая газовая плита. Набрал и выдул воздух из длинного насоса. Взгляд упал на поперечную балку с намотанной веревкой.

– Мое имущество, – сказал он, подпрыгнул и повис на балке. – Я Степан Васильевич Свет.

Он так бы и сидел в своих новых владениях, если бы не Катя.

Вышли на прогулку.

Справа населенный пункт посредством наполненной водой заросшей колеи переходил в необихоженное, с торчащими тут и там молодыми деревцами поле, слева же – еще был отчасти под контролем человека. Именно слева сюда и вела полоса той бугристой, будто ходящей под ногами земли, которая на картах означалась дорогой и одновременно единственной местной улицей. По этой улице Миша с Катей и решили пройтись.

Подновленные домишки, принадлежавшие дачникам, были либо выкрашены в яркий цвет, либо одеты в пластик – деревенские шмары, прикинувшиеся в броские тряпки, чтобы сойти за городских. Большей же частью избы были черны и выпотрошены. У таких и крыши были содраны, и полы выворочены. Вспомнились фотографии лагерных заключенных, глядящих сквозь колючую проволоку. Людей или другой какой живности не было.

Мишу привлек сгоревший дом. Вопреки уговорам Кати не пачкаться и «не копаться в чужой помойке», он вскочил на невысокий приступок фундамента в том месте, где раньше находился порог, и заглянул внутрь. Коробка потрескавшихся, изъеденных пламенем бревен. Посмотришь на них, и слышно, как они хрустели в огне. Печка со съехавшей набекрень трубой. Горы проросших сорняками шкварок людского быта. Спрыгнул туда, как в спущенный бассейн или могилу. Ковырнул носком ботинка. Краюха старой фотографии.

– Ну что у тебя там? – крикнула Катя.

Смел землю. Под разводами плесени угадывался портрет, от которого осталась только грудь. Мужчина. В форме. Ремешки, накладные карманы, блямба ордена Ленина.

Через планшетник Степан вошел в Сеть, обнаружил сообщества любителей исторической реконструкции. Мужчины и женщины разных возрастов наряжались в костюмы прошлого, в том числе в форму НКВД. Форму шили по сохранившимся образцам, скупали костюмы после киносъемок, разыскивали сохранившиеся подлинные вещи. Здесь же, на страничке любителей старины, можно было заказать точную копию любого приглянувшегося наряда. Степан порыскал по каталогу и выбрал себе гимнастерку из серого коверкота. Серые носили вопреки положенному по уставу хаки. Заказал синие бриджи, ремень, портупею, черные сатиновые трусы, сорочку и настоящие старые хромовые сапоги коровьей кожи. Только фуражку не стал заказывать. Насчет сапог у Степана возникли сомнения, нельзя покупать обувь без примерки, но он решил рискнуть. Есть в этом и аттракцион, и лотерея, и каприз. Он давно не позволял себе существенных трат. Вот и развлечется.