Нет ничего. Только мысли Марии, которые были зациклены на безразличии. И само безразличие – тьма вокруг и внутри. Мария в глубине души чувствовала, что этот мрак не являлся полным отсутствием света, он лишь был уверенностью в том, что свет не вернется. Это его и погубило. Как все встает из пепла, в новом, возрожденном обличии, так и свет вновь возник в этом темном царстве. Свет и тьма смогли перемешаться и развеять сомнения, что одно без другого не существует.
Солнце вновь засияло. Вначале это было маленькое поле света, но постепенно оно разрасталось. Когда ярило достигло колоссальных размеров, из него пробился луч света. Тот самый, что высосал всю энергию у остальных лучей, а потом, набрав непомерное количество энергии взорвал солнечный шар, забрав в небытие все, что только существовало.
Теперь этот луч светил размеренно, забирая и отдавая равные части энергетического свечения. Поэтому из солнца начали выступать новые лучи, которые набирались силы, становясь равнозначными с первым лучом. В итоге их стало так много, что они закрыли всю поверхность шара, образовав солнце еще большего размера. Немного погодя, из этого, вновь образованного шара огромной мощности, также начали вырастать лучи, только уже невероятно толстые и более мощные. Мария наблюдала за этим процессом бесконечное количество времени, пока не сказала этому видению: «Хватит».
Процесс остановился. Девушка знала, что соотношение лучей к эмоциям были правдивы. Она воочию видела, как в принципе, без купюр, в ней возникло безразличие, но из-за ее страхов, оно поглотило все остальные чувства, уничтожив всю сущность. Но потом, как бы не хотелось тьме, свет возродился. И все воспроизвелось в обратном направлении, – восхождением. Расширение начиналось с рождения сущности, в которой появилось безразличие, но теперь оно потребляло энергию равномерно, помня горький опыт, – ему больше не хотелось кануть в небытие. Безразличие делилось своей энергией с другими чувствами, которые начали возрождаться и расти. Тем самым, они все вместе достигли общности и единения, расширяя свои возможности. А затем вся сущность набрала силы и расширилась вся целиком. И этот процесс повторялся постоянно. Раз за разом, обретая новые масштабы и силу.
Мария очнулась. Она уже не стояла, как прежде, а сидела, упершись спиной о гладкий валун. Шаман сидел рядом, он созерцал закат. Когда девушка подала признаки пробуждения, Ваби-Манидо повернулся к ней и в шутливой форме поприветствовал ее. Он сказал, что пора возвращаться. Они встали, и не спеша побрели к месту их ночлега. По дороге Мария видела новые предметы старины, вросшие в гору. А шаман продолжал упоительные и эмоциональные рассказы. Мария и на этот раз чувствовала безразличие, но оно уже было иным. Вернее, девушка воспринимала его иначе. Эта эмоция служила неким фильтром. Что позволяло Марии слушать рассказы шамана без своей оценки. Слушать, и приятно наслаждаться самим рассказом, не вдаваясь в личные переживания. Она это ясно осознавала, и благодарила внутри себя Ваби-Манидо за то, что он смог вызвать такие поучительные видения в ней. Они поведали девушке простую истину: все возрождается, как не крути.
Солнце очень застенчиво, но красочно скрывалось за горизонтом. Его красно-желтые отблески, последними строчками пропадали из нотной грамоты этой поверхности земли. Они были похожи на материнский поцелуй перед сном. Все это сопровождалось умиротворенным пением птиц, они словно замещали колыбельную. Ветерок изображал теплое одеяло, которое только что постелили, и которое нежно щекочет кожу от приятного свежего запаха. Мария просто купалась в этих ощущениях. Она даже немного теряла реальность, ведь она не лежала в кровати, а шла к месту ночевки. Но все эти ощущения, нахождения в детской спальне, были, как наяву.
Когда они дошли до места, и разожгли костер, ко всем чувствам домашности, прибавился еще и торшер-ночник, – его заменял костер. Мария устроилась поудобнее, а Ваби-Манидо продолжал рассказывать. Девушка удивлялась, как ему удается так непрерывно и интересно ведать чужие, но родные сердцу истории. В них не было споров с самим собой, они раскрывали сущность бытия, – его интересную сущность. А ей могла стать любая вещь и любое событие, все зависело от угла зрения и слуха.
Новые истории уже были романтичными, будто переключили радио на ночной режим. Теперь бывшие войны представляли собой домашних мужей и заботливых любовников. В этих рассказах всегда звучали нотки общности и единения, словно Ваби-Манидо прописывал какой-то специальный ключ приятия внутри Марии. Его голос разливался ровной и прозрачной рекой. Она олицетворяла собой гладь, ровную поверхность. На которой можно было рисовать.