Не обращая внимания, Алехандро шел вперед до тех пор, пока его не остановил страх. От телеги исходил такой мерзкий запах, что ему пришлось даже отступить на шаг. Задыхаясь, он отвернулся и отдышался. Потом, закрыв лицо рукавом, снова подошел ближе.
Он увидел скрюченные тела детей, женщин и стариков. Они были высокие и не очень, смуглые и светлокожие — словом, очень разные. «Эрнандес прав, — подумал он, — не все они были бедными». Некоторые из тел еще сохраняли следы полноты и других знаков преуспевания, другие были иссушенные, изможденные явно еще при жизни, потемневшие наверняка от тяжелой работы в поле или на улицах, где в поте лица зарабатывали свой хлеб. Он внимательно рассматривал трупы, отметив распухшие шеи и вздувшиеся пальцы несчастных, так что, похоже, молва не врала.
— Куда вы их? — спросил он у возницы.
Человек оглянулся, и глаза его оказались столь мертвенными от отчаяния, что мало чем отличались от безжизненных глаз покойников. Алехандро почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок страха.
— На север от города, где священник отслужит в поле мессу сразу по всем усопшим. Упаси Господи, чтобы они отошли в мир иной без отпевания!
Не совсем отчетливо понимая, что значит «без отпевания», Алехандро все же кивнул, испытывая бесконечную жалость к несчастным, надеясь, что христианский Бог не станет судить о каждой душе по внешнему виду тела. Нужно потом попросить Эрнандеса, чтобы тот разъяснил, в чем суть отпевания. Его кинуло в дрожь, и он вернулся к своему провожатому, который так и стоял возле конского желоба, и там закончил умываться.
Над Роной изящно повисли огромные арки большого моста Святого Бенедикта. Прекрасное творение рук человеческих, каменный мост отражался в сверкавшей под солнцем воде. У Алехандро даже дух захватило, когда он его увидел. Они миновали рощу, спускавшуюся к самой дороге и заслонявшую реку, так что мост возник неожиданно, будто из ничего, огромный и великолепный. За рекой находился Авиньон, и наверху, на горе, стоял, будто сторожевой пост, великолепный папский дворец. Наконец! Значит, он добрался. После всего пережитого: темницы, клейма, разлуки с семьей — Алехандро радовался, как ребенок, увидев место, где ему предстояло начать новую жизнь.
Высоко поднимались величественные башни дворца, словно простерлись в небо в молитве. Белые стены ослепительно сверкали в лучах предвечернего солнца, затмевая прекрасный вид. Алехандро подумал, что в жизни не видел ничего столь же восхитительного. Вдоль стены стояли строительные подмостки, но они были пусты.
— Тебе не кажется странным, Эрнандес? — обратился он к испанцу. — День отличный, а на лесах нет ни одного рабочего.
Эрнандес повернулся в ту сторону.
— Ты прав, — сказал он. — Ни одного каменщика. Наверное, чума дошла и до Авиньона.
Проезжая по улицам, они поняли, что действительно и до этого города добралась страшная болезнь. Прохожие шли торопливо, будто их гнали срочные дела. Никто не проявлял к ним того дружелюбия, на какое Алехандро рассчитывал. На вопросы отвечали угрюмо, если не враждебно, стараясь не приближаться к всадникам. На земле перед каждым третьим домом лежали тела умерших, которые должна была забрать похоронная телега. Телег было много, они мелькали повсюду, и казалось, будто по городу движется страшный караван. Почти все были нагружены доверху, и деревянные колеса скрипели под тяжестью груза.
— Где же их всех хоронить? — вслух высказал недоумение Алехандро, когда мимо проехала очередная повозка.
— Важнее,
— Не знаю, — отвечал Алехандро, и голос его был унылым. Он вздохнул. — Я не знаю.
— Ты уверен, что эта табличка означает «Сдаются комнаты»? — спросил Эрнандес. — Может, ты забыл, что как пишется…
— Ничего я не забыл, — сердито отвечал Алехандро.
В ушах еще стоял стук хлопнувшей перед носом двери. Вдова хозяина отказалась пустить их на порог. Откуда ей было знать, кто болен чумой, а кто нет? Она же посоветовала им поискать ночлег в доме неподалеку, где вроде бы еще пускали постояльцев.
Усталые путешественники одновременно развернулись и спустились по узким ступенькам на мостовую.
Вторая хозяйка, пожилая женщина, овдовевшая всего три дня назад, когда и ее муж скончался от страшной болезни, осталась на свете совсем одна — у нее не было родственников, чтобы обратиться за помощью, — и потому она обрадовалась постояльцам. Сразу же, не успев показать комнаты, она попросила денег, ибо после смерти мужа оказалась без средств. Она предложила Алехандро снять у нее весь дом и оставить ее в качестве экономки, за скромную плату и за обещание помогать в тех домашних делах, с которыми ей, старой женщине, было уже не справиться.
Мысль обоим понравилась, но, прежде чем окончательно заключить сделку, Алехандро отвел Эрнандеса в сторону, посоветоваться с глазу на глаз.
Испанец посоветовал соглашаться.