То, что она увидела в зеркале, ей понравилось. В сорок пять она сохранила стройность, в большей степени потому, что с тех пор неистово занималась бегом — только так она и давала выход той боли и гневу, которые поселились у нее в душе. В темных каштановых волосах лишь кое-где блестела седина, и, коснувшись серебряной пряди, она не в первый раз подумала, что неплохо бы ее закрасить. Лицо было чистое, почти без морщин — учитывая, что ей пришлось пережить, это было почти чудом, — и только в углах рта и между бровей залегли легкие складки. Джейни нахмурилась, и морщины на лбу стали глубже. Улыбнулась, и они разгладились, зато стали резче у рта. «Не одно, так другое», — расстроенно подумала Джейни. Главным ее достоянием, как считала она сама, были ноги, красивой формы, крепкие от ежедневных пробежек. Юбку она надела короткую, выше колен, чтобы ноги были хорошо видны, а небольшой каблук подчеркивал рост. Ей нравился ее рост, нравилось быть высокой — так она смотрела на жизнь с высоты, доступной чаще только мужчинам, и это доставляло удовольствие.
Она сделала, что смогла, учитывая имеющееся под рукой, и осталась удовлетворена осмотром. Единственное, что ей не удалось, это избавиться от затаившейся во взгляде глубокой печали. Ее было не скрыть макияжем.
— Выглядишь потрясающе, — сказал Брюс. — Даже лучше, чем двадцать лет назад, насколько я помню.
— Спасибо, — улыбнулась Джейни. — Возвращаю комплимент: я все еще глазам не верю, до чего же ты молодой.
— Видимо, хорошо сохранился в холодном британском климате, — съязвил Брюс. — Кстати о климате: сегодня на удивление теплый вечер. Ресторан недалеко. Возьмем такси? Или пешком?
— Конечно пешком, — ответила Джейни. — С тех пор как я здесь, чувствую себя квашня квашней. Дома я каждый день пробегаю три мили, и здесь очень этого не хватает.
— Тогда вперед, — сказал он, подставляя локоть.
«Как мило», — подумала она, беря его под руку. Прошли они так лишь по вестибюлю до вращающихся дверей, где пришлось разлучиться. Со смехом они расцепили руки, и двери выпустили их поодиночке на улицу, где они тут же воссоединились.
В этот час улицы Лондона были полупустынны, и, направляясь в сторону Южного Кенсингтона, Джейни вдруг почувствовала себя легко и свободно. У нее не было времени изучать город со дня приезда, и теперь, глядя в витрины магазинов и офисов, она убедилась, насколько здесь все было одновременно старомодно, просто и элегантно. Витрины были скромные, почти начисто лишенные тех пестрых, кричащих рекламных вывесок, которые в Штатах встречаются на каждом шагу. Она вспомнила телевизионный ролик, где техасский увалень, нувориш, просил благородную англичанку «подать» студень, отчего та едва не рухнула в обморок, и решила, что ролик вполне точно передает разницу между Англией и Америкой. Америка цивилизовалась, стандарты цивилизованности теперь ценились высоко. Но Англия была сама по себе цивилизация, и стандарты ей были не нужны. Джейни подумала, что ей не хотелось бы выбирать между ними.
— Ты уже так долго живешь здесь, — сказала она. — Есть что-нибудь, о чем ты скучаешь?
— Холодное пиво, — со смехом ответил он. — В июле, когда день-два стоит жара за девяносто пять. [9]Но ко всему привыкаешь. Я уже даже почти забыл, что такое правостороннее движение. Меняю передачу левой запросто. И научился ценить воду.
— Я заметила, питьевая вода здесь так себе, — сказала Джейни. — Я пью из бутылок.
— Все пьют из бутылок, здешние тоже, — кивнул он. — Вы там, ребята, избалованы качеством воды. Между прочим, я живу неподалеку. — Они переходили через перекресток, и он показал на узкий дом, стоявший в одной из боковых улиц. — В маленьком городке, в доме, похожем на этот. У меня два этажа. Дом узкий, но комнаты для Лондона просторные, потолки высокие. Иногда кажется, для меня дом слишком большой, но я люблю, когда много места, и вообще, надеюсь когда-нибудь его заполнить. Я его купил несколько лет назад, как раз перед первой Вспышкой.
— Наверное, если бы ты годик подождал, он бы обошелся тебе дешевле. В Штатах спрос тогда сразу упал, и цены здорово опустились.
— Здесь тоже немного опустились, но только чуть-чуть. А раньше, конечно, и здесь были взвинчены. Теперь больше похожи на реальные. Но я не огорчаюсь. Мне мой дом нравится.
— Есть ли у тебя в жизни что-нибудь, что тебе не нравится? — спросила она почти с раздражением. — Или у тебя все сплошное совершенство?
Он на минуту задумался.
— Иногда мне не нравится одиночество, изредка жалею, что у меня нет детей, особенно когда праздники. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Для тебя это теперь, наверное, трудное время.
Она вздохнула:
— Праздники и дни рождения. Круглые даты тоже, знаешь, не фунт изюма. Да, в эти дни мне трудно.
— Как ты их встречаешь?