Читаем Чумазое Средневековье. Мифы и легенды о гигиене полностью

В богатых домах были собственные прачечные. Авторы известного труда по археологии средневековой Англии “Textiles and Clothing: Medieval Finds from Excavations in London, c. 1150–1450” пишут, что поскольку белое, отглаженное белье было одним из главных признаков высокого статуса, у важных персон были личные прачки. Так, судя по сохранившимся документам, у королевы Изабеллы, жены Эдуарда II, в 1311–1312 годах было две прачки, занимавшихся бельем, одна из которых, Жанна, стирала ее личное белье, а другая, Матильда, ухаживала за льняными тканями из ее домашней часовни. Приближенных королевы обслуживали другие прачки.

Долгое время считалось, что стирка была чисто женским занятием, но не так давно это мнение было опровергнуто. Мужчин-прачек было мало, но они все-таки существовали. Так, нижнее белье английского короля Эдуарда IV стирал его личный мужчина-прачка. Скорее всего, подобное практиковалось и другими высокопоставленными особами. В чем было дело – в стыдливости, боязни сглаза или уверенности, что мужчины все делают лучше, даже стирают, – еще предстоит разбираться.

Кстати, средневековых льняных изделий и даже их обрывков до наших дней дошло очень мало, да и те в основном – скатерти, дорогие узорчатые полотенца из Перуджи и церковные покрывала, которые редко использовались и, следовательно, редко стирались. Льняное волокно не очень долговечно, да и методы стирки в Средние века были далеко не такие щадящие, как сейчас. Поскольку белье, в отличие от верхней одежды, стирали часто, сорочки и простыни переживали несколько таких стирок ядреным щелочным мылом, после чего превращались в ветошь, которая шла на тряпки или разрывалась на лоскутки и использовалась для подтирания после туалета (и отправлялась в выгребные ямы, откуда современные археологи их остатки иногда и выкапывают).

Прачки кроме собственно стирки занимались и «глажкой» – льняные изделия еще влажными прогонялись через каландры с валиками. Кто видел советские ручные «выжималки» для белья, могут себе примерно представить, что имеется в виду. Это такая машинка с ручкой – ее крутят, и белье, проходя между валиками, отжимается и разглаживается. Авторы “Textiles and Clothing: Medieval Finds from Excavations in London, c. 1150–1450” пишут, что в средневековой Англии каландры использовались для разглаживания льняных тканей, в том числе и новых, перед продажей, и постиранных, тем более что лен после этой операции приобретал еще и некоторый глянцевый блеск. Кроме того, с их помощью проглаживали швы на изделиях, а также заглаживали складки на скатертях и полотенцах, чтобы они красивее смотрелись.

Те самые складки на скатерти. «История Оливье Кастильского», Брюгге, 1472–1483 г.

Для того чтобы разглаживать складки на одежде, существовали и более компактные приспособления – так называемые «гладильные камни», похожие на что-то вроде гриба из стекла. Перед использованием их нагревали над паром. Подобные приспособления для глажки просуществовали много столетий, с античности до XIX века, но параллельно с ними в Средние века появился и предок современного утюга. В XIII веке придумали использовать плоский кусок железа с ручкой, который грели над огнем, а потом брали с помощью прихватки и утюжили им ткань. В XV веке его догадались сделать полым и насыпать угли прямо внутрь, превращая его в грелку и утюг одновременно. Впрочем, и те утюги, что надо было греть на печке, тоже продолжали существовать.

Фабрицио. Вот и я.

Мирандолина (берет утюг). Хорошо нагрелся?

Фабрицио. Очень хорошо, синьора.

Мирандолина (Фабрицио, нежно). Что с вами? Вы какой-то смущенный.

Фабрицио. Да нет, ничего, хозяйка. Ничего.

Мирандолина (нежно). Вам нехорошо?

Фабрицио. Дайте мне другой утюг, если хотите, чтобы я поставил его на огонь.

Мирандолина. Правда, я боюсь, что вам нездоровится.

Кавалер. Да дайте же ему утюг, и пусть он уходит.

Из пьесы Карло Гольдони «Хозяйка гостиницы», 1753 г.
<p>Чистка одежды</p>

О чистке одежды надо сказать отдельно, потому что, в отличие от современности, в Средние века, да и потом еще несколько столетий, часто стирали только белье, а верхнюю одежду в основном чистили. Выбивали пыль, чистили щеткой, выводили пятна разными химическими составами – отбеливающей глиной с щелоком, золой, соком незрелого винограда и т. д. От жирных пятен избавлялись проверенным способом – мочой, иногда смешанной с другими не очень приятными веществами, например желчью быка.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология