Чума вашему дому

— Том, ну что ты к словам цепляешься? — поморщился он. — Ни с чем. Просто видел Стаса. На Климате[3]. Я ждал Люку, он тоже кого-то. Поболтали минут пять. Спрашивал о тебе. Хорошо выглядит. Открыл студию звукозаписи. Говорит, неплохо дела идут.

— Надо же, — хмыкнула я. — Неужели кто-то дал волшебного пенделя и согнал с дивана?

— Наверно. Я не спрашивал, но кольцо имеется. Обручальное.

— Рада за него.

Прозвучало очень даже натурально. Хотя, наверно, и было правдой.

Мы попали в красную волну светофоров и никак не могли из нее выбраться. Затормозив в очередной раз, Тарас поинтересовался с невинным видом:

— А как тебе Тимаев?

Может, он и не имел в виду ничего такого, но я уже завелась и в каждой его фразе искала подвох.

— Что ты прикопался, Матрас? Почему он должен мне быть «как»?

— Как потенциальный партнер. Деловой.

— Да откуда я знаю? Тебе с ним дело иметь, не мне. Я только свою подпись ставлю, когда надо. Мы с ним разговаривали минуты три, если не меньше. Какой-то он… хамоватый, не находишь? Вешки, видите ли, надо расставить. Будешь ему звонить?

— Поговорю еще с папашей, — Тарас задумчиво пожевал губу и яростно бибикнул проспавшему зеленый свет Опелю. — Может, у них какие-то свои дела. А то ведь он, если что, череп прогрызет.

По правде, я даже толком не могла вспомнить, как этот самый Тимаев выглядит. Ну да, с бородой, в смокинге. Отмотав пленку назад, попыталась воспроизвести, как он подмигивал в гардеробе, но… его лицо заслонял совсем другой образ. И это мне здорово не нравилось.

Все давно было в прошлом, и я очень редко вспоминала Стаса. Казалось, этот дракон надежно заперт в самом глубоком и темном подземелье. Но почему же тогда вдруг стало не по себе от слов Тараса? Почему заныло внутри, как будто где-то в солнечном сплетении поселился кариозный зуб?

Выбравшись из машины, я помахала брату и вошла в подворотню. Привычно вскинула глаза и вздрогнула: показалось, что в окне кухни горит свет. Но нет, ошиблась — не у меня, а у соседей. Поднялась на третий этаж пешком — немного фитнеса.

В квартире стояла гулкая тишина, никто не вышел навстречу. Не Сашка. Я так и не привыкла, что нет Чипа — кота, прожившего со мной почти двадцать лет. Когда-то крошечного дымчатого котенка с голубыми глазами подарил мне Стас. Снова Стас…

Переодевшись и наскоро перекусив, я вытащила из шкафа большую зеленую сумку из «Окея» и стала методично собирать в нее Сашкины вещи. Их оказалось немного, но по мелочи набралось. Мои у него тоже были, но ничего такого, без чего не обошлась бы.

Когда сумка уже стояла в прихожей, я вдруг сообразила: а ведь он мог и не понять, что мое «до свиданья» означало «прощай». Ну высказался резко, подумаешь.

Открыв в телефоне Вотсап, я написала:

«Забери свои вещи завтра до обеда, пожалуйста. Ключи оставь в почтовом ящике».

Телефон тут же загудел, как жук, но я сбросила звонок.

Жестко? Да. Может, даже жестоко. Если не сказать хуже. Но кое-кто научил меня, что прощаться стоит именно так. Без слез, объяснений, обвинений. Чтобы не растягивать эту пытку и не бороться с соблазном передумать. Доктор сказал «в морг» — значит, в морг.

Я подошла к окну, посмотрела вниз на темный двор-колодец. Дежавю. Десять лет назад вот так же стояла на этом месте, сражаясь с желанием набрать номер и сказать: «Не уходи!»

Время свернулось в кольцо. Достав из шкафа пыльный альбом с фотографиями, я открыла его на большом снимке двадцатипятилетней давности.

Мы сидели на ограде сквера, как птицы не жердочке. Я в клетчатом сарафане и с двумя косичками. Щербато улыбающийся Тарас-Матрас в джинсовом костюме. Нежная воздушная куколка Люка-Барабас. И рыжий Стас. Наш одноклассник и друг детства. Моя первая любовь. Мой бывший муж.

[1] Строка из песни группы "Машина времени" "Однажды мир прогнется под нас"

[2] Mentula (лат., грубое) — половой член

[3] Выход из метро "Гостиный двор" на канал Грибоедова

5

Флешбэк-1

Честно отбыв три декретных года каторги, мама с облегчением спихнула нас в детсад и сбежала на работу. В первое утро нашей социализации Тарас цеплялся за ее юбку и за мебель, рыдая так, словно его продали в рабство. Я морщилась: испанский стыд за него был мне хорошо знаком уже в том юном возрасте.

Пока мама безуспешно пыталась отодрать от себя Тараса, из группы в раздевалку вышла девочка и остановилась на пороге. Склонив голову на бок, она с интересом наблюдала за этой сценой. У нее были пушистые светлые кудряшки, голубые глаза и в тон голубое платьице с ромашками.

— Это твой брат? — спросила она. Я кивнула. — А чего орет?

Я так же молча пожала плечами. Тарас заткнулся, словно из него вытащили батарейку. И уставился на девчонку. Мама, воспользовавшись моментом, исчезла.

— Я Люка, — сказало небесное создание, взяв Тараса за руку. — Пойдем. Будем в железную дорогу играть.