Чума в Бреслау

— Ну, хорошо, Генрих. — Доктор Левковиц так же любил криминального советника Мюльхауза. — Ты и Оливер хорошо его знаете. Возможно, это сильный человек, который не сдается и твердо стремится к цели. Но этого, вероятно, недостаточно, чтобы рассеять наши страхи. В нашу ложу мы принимаем людей, безупречных морально. А если мы сомневаемся в их духовных ценностях, мы должны найти что-то особенное в этих кандидатах, чтобы полностью убедить нас в них.

Доктор Левковиц обвел взглядом комнату, словно там — в тисненых обоях, в огромной люстре, в переплетенных рукописях и масонских принтах — искал просветления своих сомнений. Барон откашлялся, а президент ложи приготовился выслушать точный вывод.

— Это наша роль, — сказал фон дер Мальтен, глядя на стоявшие в углу большие часы, которые только что пробили восемь, — моя и Генриха, как рекомендующих членов. Мы убедим братьев в моральных качествах Мока.

— Как же вы не убедите, ведь необычными членами, рекомендующими кандидата, являются два брата из трехглавого строгого президиума! — ответил доктор Левковиц и слегка замешкался. — А я могу заранее узнать вашу рекомендацию?

— Вот она. — Мюльхауз вытащил на стол мешочек с табаком и принялся шарить по карманам в поисках трубки. — Эберхард Мок разбил силезское братство мизантропов. Он проник в их ряды и их уничтожил. Но чтобы попасть туда, он должен был раньше попасть в тюрьму. Он пережил ужасные моменты и чуть не был убит. Как полицейский, он был особенно ненавистен сокамерникам, и в любой момент ему грозила смерть и позор. Ему удалось выжить благодаря тому, что он убил упомянутого вами дегенерата, с которым делил камеру. Позже он сбежал из тюрьмы и был принят в мизантропы. Они сознались во всех своих преступлениях, после чего мы их арестовали. Это деяние вечное и славное. Мне объяснить вам, кто такие мизантропы?

— В этом нет необходимости, не так ли, Оливер? — ответил доктор Левковиц, глядя на барона. — Мы все знаем эту мерзкую брошюру фон Майрхофера, в которой он намекает, что мизантропы имеют какое-то отношение к ложе. Кстати, знаете, кто этот фон Майрхофер?

— Никто с таким именем не писал эту книгу. — Мюльхауз нашел наконец трубку, набил ее и долго держал спичку над табаком. — Она носит пропагандистский характер и содержит инструкцию о том, как связаться с мизантропами…

— Ну, хорошо. — Президент ложи нетерпеливо махнул рукой. — Мок проник в ряды мизантропов и привел к их аресту. Это действительно замечательно и имеет большое значение для ложи. Достаточно огласки всего этого, и мы раз и навсегда докажем, что мизантропы не имеют никакого отношения к масонству, а печатное издание Майрхофера — лживая анонимная агитация. Хорошо, — повторил он задумчиво. — Вы меня убедили. Но меня все еще беспокоит один вопрос. Почему он хочет присоединиться к нам? Но не ради карьеры. За свою доблесть он мог бы продвинуться и перебраться в Берлин! И кроме того, Мок будет серьезно относиться к членству в ложе?

— Не каждому хочется переезжать в Берлин. — Барон фон дер Мальтен потер ладонью влажный круг, оставленный стаканом на блестящей столешнице. — Хотя Мок родом из Вальденбурга, он любит наш город со всеми его светлыми и темными сторонами. Он любит башни костелов, омнибусы, отвратительные переулки в центре, зеленые транспортные артерии на юге, мощные дома и надодранские пляжи. А здесь никто не сделает полицейскую карьеру без поддержки нашего дорогого Генриха, правой руки президента Клейбёмера. А для Генриха условием полицейской карьеры является членство в «Лессинге», правда?

— Ты переоцениваешь мою роль. — Мюльхауз скромно опустил глаза. — Quisque est faber fortunae suae[48].

— Мок будет относиться к членству серьезно? — Барон ответил на очередное сомнение президента ложи. — Я отвечу так. Он сын бедного сапожника и к своей карьере относится крайне серьезно.

— Ты циничен, как всегда. — Доктор Левковиц улыбнулся и указал рукой на дверь. — Нам пора. Приближается четверть девятого. Посмотрим, что скажут об этом другие братья.

Мюльхауз и фон дер Мальтен встали, оставив на столе угасшую трубку и недопитый стакан содовой воды. Все двинулись к двери, подгоняемые одиночным звоном удара часов. Внезапно доктор Левковиц остановился и обернулся.

— Я забыл спросить вас о кое-чем очень важном, — сказал он. — Хотел бы я знать заранее, какому испытанию жизни и смерти подвергнуть Мока.

— Никакому, — ответил фон дер Мальтен.

— Не понимаю. — На лице доктора Левковица появилась тень раздражения. — Объясни это, пожалуйста. В конце концов, вводящие члены предлагают испытание жизни и смерти.

— Не думаешь ли ты, Альберт, — барон ткнул моноклем в глазницу, — что Мок уже его успешно прошел? Разве он не убил дикого зверя, с которым находился в одной клетке?

Бреслау, суббота 19 апреля 1924 года, десять часов вечера