Чулки со стрелкой

Домой дядя Буля возвращался в двухэтажном троллейбусе номер девять. Существовали такие в Москве и ходили от центра до Выставки. В троллейбусе было битком, от высоты своей он кренился и ехал как бы на правой паре колес, прижав штанги, как заячьи уши. Но что для нашего озорника давка? В троллейбус он вошел с передней площадки, изобразив одну ногу негнущейся, и ему стали уступать место. Он, однако, заотказывался, что, мол, ничего, что, мол, вы, гражданочка, сидите-сидите, а не мог ли я вас, кстати, видеть тоже в троллейбусе номер девять, но в другую сторону? А гражданочка, сразу приметив, в какой невозможной тенниске прихрамывающий пассажир, сказала, что - ага, обычно в обратную сторону она тоже  е з д и е т  на троллейбусе номер девять. А он сказал: ну да, других же не ходит, как я сразу не догадался! Тут Булю оттерли, однако это вышло ему на руку, поскольку вдоль маршрута, как раз пошли двухэтажные, высотой с троллейбус, кирпично-деревянные домишки, и он на негнущейся ноге взошел на вторую троллейбусную палубу, а там ему уступили место справа по ходу, так что до остановки "Мало-Московская" он глядел в окна вторых этажей, где - уж будьте у Верочки! - по случаю теплого вечера ходили, белея телами в жилых потемках, разные нечесаные медленные женщины.

- Ну, - сказал он, сойдясь с Паней во дворе, - Верочка, когда примерочка? - И сказал не так громко, чтобы другие слышали, но и не так тихо, чтоб в словах угадывалась опаска.

- Какая еще Верочка?!

- Ах, ах! Вы - Панечка-тирим-пам-панечка! Вы уже забыли, что обещали?

- Это вы обещали.

- А примерка?

- Чего - примерка? Примерка - ничего!

- Но ты маме не сказала, ты?

- А, што ли, нельзя?

- Панька, чулки дорогие, и ей это не понравится. Да или нет? Товар уже почти у меня. Да - да, нет - нет.

- А где? У нас дома, што ли?

И тут дядя Буля, верней, дядибулин инстинкт, спохватился и сразу постиг назревающую незадачу.

- Ха! Где угодно! Зачем у вас?

- А у вас я не пойду.

- Ха! Зачем у нас? Где захотим! - И Буля огляделся, поняв уже головой, что перед ним ловушка, но без лазейки. - И потом... - сказал он, сохраняя тон, - и потом... я пока не имею! Мне обещали фабричные... Которые на базе тандета и без стрелок...

Интересно, что уязвимость замысла, пока Буля пребывал в многосуточном возбуждении, давно была осмыслена девочкой, почти девушкой, Паней. Учтя возможности, то есть невозможности своего жилища, жилья дяди Були и, наконец, предположив, что все вдруг - и у них, и у Були - слягут в больницу с тифом, о котором она знала, что его напускают вши, а они с дядей Булей останутся в первой и второй квартирах одни, Паня потребовала, чтобы мать вымыла ей от гнид голову керосином, а Буля и так был лысый, - следовательно, шансы упастись оказались бы у обоих верные.

Еще ей взбрело, не пойти ли в Парк культуры имени Дзержинского, но не где гуляют, а за речку Каменку. Ходить "за Каменку" считалось неприличным, и шпана-подростки (скажем, Колька Погодин, которого опять посадили), нахально пришепетывая, набивались: "Пань, пошли за Каменку?" Так что идти туда с Булей было никак невозможно, а сговориться там встретиться - как найдешь дорогу? Она ее не знала и не знала, знает ли он. Были еще варианты: скажем, сойтись ночью во дворе (но ничего же не будет видно!), поехать в Столешников (мать в город не пустит!), и чего только еще она не придумывала! И был один план, хотя нелепый и дикий, однако не без признаков выполнимости.

А Буля, пускай позже Пани, зато интенсивней и отчетливей, во-первых, представил полную неосуществимость замысла, а во-вторых, включил на полную мощность всю свою сообразительность. Но чем лихорадочней вертел он мозгами, тем становилось ясней, что все лопнуло.

Ибо сказано: двор был прост, и дом был прост, и терраски, счетом три, просты, так что хуже места не придумаешь.

У них - нельзя, у нас - Боже упаси! Позвать на работу? Не пустит мать, да и разве объяснишь крикливой этой матери, зачем девочка едет в город? И на работе мерить? Дурак он, что ли? Девчонке? При наличии профорганизации? Идиот он, что ли? Но как же все-таки быть? И в пустеющую его смекалку на пароходах черноморского воображения вплыл вдруг вовсе несусветный план: допустим, умирает Сендеров (тоже деляга будь-будь), все отправляются на квартиру усопшего прощаться с гробом и покойником, но кроме Були, потому что Буля и Сендеров друг друга терпеть не могут, так что, если Сендеров скончается, сморкаться не будем... Всем это известно, и отсутствие Були будет понято, а девочка не пойдет, потому что она еще ребенок и кому-то же надо присмотреть за холодцом, который варится на керосинке одиннадцать часов. Тут они и примеряют. Прямо у керосинки... Да, но как сделать, чтобы варка холодца у соседей совпала с похоронами пока живого Сендерова?..