Чукотский вестерн

Прощались на следующее утро. – Вот, всё, что могу, отроки, не обессудьте, – сказал на прощанье батюшка. – Оленина, полпудика муки, соль, картошки пару килограмм, крупа пшеничная. Из одежды – сапоги, два бушлата старых. Ещё спичек два коробка, махры кисет. Из оружия только две гранаты предложить могу, отобрал как-то у чукотского шалопая местного, вернее – шалопайки. Ещё микстуры в горошках возьмите, от температуры. Просроченная она, правда, уже лет десять как, да ничего – работает ещё. Ну, и в завершение – фляжка спирта, как и полагается. На этом – амба…. Ступайте себе с Богом! Да, сторожитесь постоянно: с месяц назад со стороны той избушки выстрелы были слышны. Целое утро стреляли безостановочно. Выстрелов двести насчитал, почитай…

– Странно это, – поделился Ник своими сомнениями с Сизым, когда отошли от священника метров на тридцать. – Считалось, что для нас здесь – самое безопасное место. Сожгли «пятнистые» осенью буровую да и ушли. Нынче им тут делать совершенно нечего. Но тогда кто месяц назад на реке устраивал стрельбы? Ничего не понимаю! – Да, запросто может случиться, что прямо к чёрту в зубы прёмся, – согласился Лёха. – На тризну беспощадную, кровавую…

Глава десятая Река Паляваам

Вышли очень рано, по холодку, помня о вчерашней жаре и злобных слепнях. Ник часто оборачивался и махал отцу Порфирию рукой. Действительно, мировой мужик. Прав был безвременно утонувший Шняга.

Бодро шагалось. Саднили, правда, вчерашние потёртости и порезы на ногах, кашель простудный время от времени пробивал. Но, в целом, эти мелочи не печалили вовсе. Потому как вниз спускаться – это вам не вверх карабкаться. Огромная разница мироощущения – с колокольни философской рассуждать если.

«Это я Банкина наслушался, философа доморощенного», – решил про себя Ник. – «Вот и лезет в голову чушь всякая. Где-то сейчас Гешка, Вырвиглаз? Добрались уже до своей речки Белой или до сих пор в Анадыре штаны успешно просиживают?»

Неожиданно начался мелкий противный дождик. Над долиной Паляваама ещё светило солнце, а со стороны перевала дружно наползали скучные серые тучи.

Пришлось ускориться. Сперва просто быстрей шли, потом уже побежали, опять на шаг перешли, снова побежали…

– Наддай! – командовал Лёха, хотя и считался подчинённым по штатному расписанию. – Шевели помидорами, подельник! Промокнем ведь на хрен!

Ник и шевелил, по мере сил.

Когда силы закончились – устроили привал, отдышались.

Нашлась минутка и пейзажем чукотским полюбоваться. Нежно-зелёная тундра, серебряные полосы Паляваама, за ними – овальное озеро сиреневого цвета, ещё дальше – покатые сопки: под солнечными лучами, пробивающимися сквозь тучи, лазоревые, с фиолетовой паволокой…

А это что такое? Вдоль берега реки, на пределе видимости, неторопливо передвигались два крошечных всадника.

Сизый долго всматривался вдаль, заслоняясь ладонью от солнца.

– Да это просто чукчи, – успокоил. – Чешут куда-то, по своим делам чукчанским. Как говорится: «Мне нужна сегодня передышка. Надоело – пьяною быть в хлам. И брела куда-то вдаль мартышка. По своим, мартышечьим делам…». Их тут много. Даже поговорка такая есть: «На сто вёрст – ни души, чукчей не считая». Странно только, что эти верхом на оленях едут. Обычно они и зимой и летом на упряжках передвигаются, на нартах в смысле. Снега летом нет? Ну и что? У чукчей специальные летние нарты имеются, лёгкие – одной рукой поднять можно. Запросто по летней тундре бегут, по травянистой только, пень ясный, не по каменистым нагорьям. И оленей в них впрягают, и собак используют. Вообще-то я к ним, к чукчам то есть, нормально отношусь, без отвращения. Иногда и нормальные среди них попадаются, с правильными понятиями. Вот только бабы у них страшные…

Дальше уже пошли без привалов. Часов через шесть вышли к неказистому строению на берегу Паляваама, ветерок принёс неприятный запах.

Чем ближе к избушке, тем сильней становилась вонь, гнилью настоящей ударило в носы, заставило отворачиваться и безостановочно чихать.

Подошли вплотную. Вокруг избушки, в радиусе пятидесяти метров, земля была покрыта останками битой птицы – уток, гусей, лебедей.

Видимо, по весне, во время прилёта в эти края птичьих стай, какие-то ухари веселились тут от души. Столько птицы набили, что даже зверьё местное, вечно голодное, всё съесть не смогло. Но растащили медведи, песцы и лемминги птичьи части по округе знатно – кругом валялись крылья, головы, лапы.

– Что же за уроды тут колобродили? – пряча нос в рукав бушлата, пробубнил Сизый. – Так только большущие начальники гадить могут. Откуда им, начальникам этим, в такой глухомани сказочной взяться? Неоткуда. Тогда – кто?

Хороший вопрос. И Ник, и Сизый знали на него ответ, но озвучивать эти знания ужасно не хотелось. Да и толку в том было мало. И так всё ясно: где-то рядом «пятнистые» шляются, вооружённые до зубов, а у них на двоих – две гранаты всего да нож старенький.

Гранаты, кстати, сразу поделили, что и нетрудно было совсем.

Ник свою гранату разместил в правый брючный карман, а запал от неё – в левый, соответственно.