Уже в полной темноте Ник выбрался от Курчавого, спустился по лестнице вниз, вышел на улицу. Ночевать сегодня предстояло прямо на базе, в одном из дальних бараков.
Закурил, хмуро побрёл вдоль забора. Настроение было муторное какое-то, серое.
Впереди, возле трансформаторной будки, мелькнула неясная светлая тень.
Ник насторожённо остановился.
– Это я, Никита, не бойся, – прошелестел тёплый голос. – Это я – Зина.
Ник подошёл ближе, заглянул за будку.
Девушка стояла, прислонившись спиной к деревянному столбу, на котором висели две тусклые лампочки. Стояла, опустив голову, и разглядывала свои сапоги яловой кожи, начищенные до зеркального блеска. Из-под пилотки выбивалась светлая прядь, трогательная и беззащитная.
– Ты не подумай чего плохого, я не какая-нибудь там, – прошептала Зина.
– Я и не думаю, – пробормотал Ник, не зная, что делать.
Девушка подняла голову и посмотрела на Ника.
Какие же у неё бездонные глаза! Синие и грустные. До чего же грустные, Господи, до чего же!
– Поцелуй меня, Никита. Просто так – поцелуй, – попросила Зина.
Целоваться она совсем не умела, её губы были плотно сжаты и тверды.
Но она искренне старалась.
Когда рука Ника медленно скользнула вниз, девушка задрожала всем телом и упёрлась ему в грудь ладонями.
«Ничего себе! – подумал Ник, ослабляя объятия. – От простого прикосновения
– Извини, пожалуйста, – смутилась Зина. – Просто не хочу, чтобы у нас с тобой так всё было, в спешке. Мы ведь ещё встретимся, правда? Потом и поговорим обо всём. Меня в Анадырь перебрасывают, я же радистка. Если захочешь, то найдёшь потом. А сейчас поцелуй меня ещё раз и иди…
Ник пошёл дальше. Настроение было – лучше не придумаешь, радостное и солнечное.
Хотелось петь и орать на весь белый свет – о том, что жизнь прекрасна и удивительна…Глава девятая На краю Земли
АНТ-4 грузно, шатаясь из стороны в сторону, словно подвыпивший матёрый управдом, пробежал по каменистой площадке, гордо именовавшейся здесь, в Певеке, эпитетом «лётное поле».
Пробежал и остановился.
Ник с трудом распахнул тугую дверцу и обессиленно вывалился наружу.
Нога предательски соскочила с мокрой ступени хлипкой лесенки, и он неуклюже растянулся на земле.
Раздался громкий смех, напоминающий ржание взбесившегося конского табуна.
Это пилот самолёта веселился, достославный Маврикий Слепцов.
– Эк тебя уболтало, брат Никита, – отсмеявшись, посочувствовал Маврикий. – Эй, кончай на колесо блевать! Отойди в сторону, твою мать! Никакого почтения к лётной технике…
– Ты уж извини, Мавр, – прохрипел Ник, вытирая рот носовым платком. – Я же не нарочно. Просто сегодня не полёт был, а прыжки сплошные по ямам воздушным.
– Что да, то да, – покладисто согласился лётчик. – И погода гадкая – давление скачет, и самолёт перегружен железками вашими.
Приземлился второй АНТ-4, так же грузно и неуклюже. В один момент показалось даже, что ещё чуть-чуть, и он завалится набок. Но нет, всего секунд пять на одном колесе катил, потом выправился и бодро запрыгал дальше, по мелким булыжникам.
Маврикий облегчённо вздохнул, стащил с головы лётный шлемофон и небрежно поинтересовался:
– А ты, Никитон, ту рыженькую вспоминаешь? Американку? Соскучился, небось, кобелина настырная?
Хотел Ник послать его в грубой форме, далеко и надолго, да передумал в последний момент.