Чукчи. Том I

Во второй половине XVIII века петербургский метод управления распространился также и на Сибирь. Латинско-немецкие термины заместили исконные русские. Широкие кафтаны и ферязи древне-русского покроя отступили перед немецкими кургузыми мундирами, и бюрократический способ управления утвердился в своей полной силе. После того в течение полутора веков до настоящего времени сибирская бюрократия оставалась без всяких перемен. Но Яна, Колыма и другие отдаленные области арктической зоны имели всегда наихудшее управление.

Издержки производства

Привожу в виде примера «издержки производства» на содержание всей администрации Колымского округа. Штат управления состоит из пяти человек, получающих в общем десять тысяч рублей жалованья и триста пудов муки. Каждый служилый казак имел, в свою очередь, право, начиная с семилетнего возраста и до самой отставки (после двадцатипятилетней службы), на паек в полтораста рублей и двенадцать пудов муки ежегодно. Число таких пайков достигало до ста, так что в итоге общая сумма расходов по управлению области в виде личного содержания начальников и их подчиненных равнялась двадцати пяти тысячам рублей и полутора тысячам пудов муки. Если считать цену муки в восемь с половиной рублей за пуд, как это было, например, в девятидесятых годах XIX века, то вся сумма этой полицейской зарплаты составит тридцать семь тысяч рублей. Кроме того, духовенство за эти же годы в количестве семи человек получало восемь тысяч рублей жалованья и пятьсот пудов муки. Таким образом все содержание должностных лиц обходилось в пятьдесят тысяч рублей. К этому нужно прибавить по меньшей мере еще столько же затрат, которые падали на плечи населения легально или нелегально. Сюда относится доставка подвод для начальства при разъездах по области, постройка и починка правительственных зданий, перевозка казенных тяжестей, хотя в теории эта перевозка и дача подвод должны были быть платные. Сюда же надо прибавить вымогательство, взятки, подарки, поборы и прочее.

Все эти затраты, казенные и частные, падали на население, состоявшее из трех тысяч человек полуоседлых и других трех тысяч — кочевых. На одного человека приходилось расходов семнадцать рублей. В то же время казенные доходы от Колымской области составляли менее десяти тысяч рублей в год.

Обычно в такие отдаленные местности, как Яна, Колыма, чиновники посылались в качестве опалы или в виде прямого наказания за всякие служебные проступки, вплоть до самой темной уголовщины. Другие чиновники, напротив, приезжали добровольно, даже из самых столиц, Петербурга и Москвы, привлекаемые высоким жалованьем, большими подъемными и коротким сроком (десять лет) для выслуги пенсии. Они имели на севере полноту власти и безделье и скоро переходили через всякие пределы. Года через два из Якутска посылалась ревизия, которая вскрывала самые невозможные дела. Ревизия кончалась, как водится, или подкупом самого ревизора или отрешением от должности и преданием суду того или иного исправника. Половина колымских исправников закончила свою служебную карьеру и даже свою жизнь в таком неопределенном подсудном состоянии. Многие, попавшие под суд, отказывались уезжать, да так и оставались в Колымске, как в «бесте»[119], недоступные дальнейшим воздействиям. Многие исправники и их помощники были настоящими авантюристами. Даже явно преступный элемент, попадавший из Европейской России в Сибирь, здесь снова принимался на службу и направлялся в далекие северные области. Таким несомненным преступником был исправник Виноградов, служивший и управлявший Колымским округом в 30-х годах XIX века. В 1837 году из города Якутска был отправлен в Колымск губернский советник Ринг для очередной ревизии. Ринг с Виноградовым тотчас же затеяли ссору, имевшую резкие формы и прерванную внезапною смертью Ринга. Местное предание гласит, что Виноградов попросту отравил Ринга. Я нашел в колымском архиве приказ, подписанный Виноградовым и направленный на имя частного командира нижне-колымских казаков по поводу смерти Ринга. Приказ имеет довольно зловещий характер. Командиру приказывается, в виду внезапной болезни советника Ринга, немедленно отправиться к нему и, не дожидаясь его смерти, опечатать казенные бумаги. Из других бумаг видно, что в бумагах Ринга был обстоятельный донос губернатору о служебных преступлениях Виноградова.

Другой документ относится к 1839 году, когда Виноградов все же был уволен и попал под суд. В этом документе упоминается между прочим покушение исправника на убийство жены. Жена его была дочерью колымского благочинного. В деле сохраняется отзыв самого Виноградова о непристойном поведении этой дамы, слишком непристойном, даже для «колымских поступков».