Чукчи. Том I

Не взирая на это, казаки ходили неутомимо для прииску новых земель и новых неясачных людей. Исстари привычные к пешему и речному ходу, они вышли в Полярное море на своих неуклюжих «кочах», без карт, без компаса, и ходили в далекие морские плавания, которые неизменно кончались кораблекрушением. Вот знаменитый отрывок из дежневской отписки об открытии Берингова пролива: «И в прошлом же во 157 году, месяца сентября в 20 день, идучи с Ковымы реки морем, на пристанище торгового человека Федота Алексеева Чухочьи люди на драке ранили, и того Федота со мною Семейкою на море рознесло без вести, и носило меня Семейку по морю после Покрова Богородицы всюду неволею, и выбросило на берег в передней конец на Анандырь реку, а было нас на коче всех двадцать пять человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы, а шел я бедный Семейка с товарищи до Анандыри реки ровно десять недель и попали на Анандырь реку внизу близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет, и с голоду мы бедные в рознь разбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенадцать человек, и ходили двадцать ден, людей и аргишниц, дорог иноземских не видали, и воротились назад и не дошед за три днища до стану обночевались, почали в снегу ямы копать; а с нами был промышленный человек Фомка Семенов Пермяк, учал им говорить, что де тут нам ночевать нечего, пойдем де к стану к товарищам; и с ним Фомкою только пошел промышленный человек Сидорко Емельянов да Ивашко Зырянин, а достальные люди тут остались, потому что с голоду итти не могут, а приказали ему Фомке, чтоб де я Семейка послал им постеленко спальное, и парки худые и чем бы де нам напитатися и к стану добрести; и Фомка и Сидорко до стану дошли и мне Семейке сказали, и я Семейка последнее свое постеленко и одеялишко и… с ним Фомкою к ним на Камень послал, и тех достальных людей на том месте не нашли, не ведомо их иноземцы розвезли…»

Как будто читаешь описание гибели Делонга на Арктическом севере или Скотта в Антарктике на юге.

Казаки были, конечно, плохие мореплаватели. Их кочи были, пожалуй, хуже даже тех дубов, на которых варяжские князья некогда делали морские набеги на Царьград.

Кочи были сшиты из деревянных досок раздвоенным ивовым корнем. Они были сколочены деревянными гвоздями, сквозь верченые дыры, конопачены мхом, слегка помазаны по швам сырой смолой живицей. Вместо якоря был большой камень на ивовом «кляче» (канат). Паруса были сшиты из полувыделанных шкур, как на чукотских байдарах. В кочах не было ни одного гвоздя, ни атома железа. В общем это было кораблестроение эпохи неолита. Кстати сказать, до самого последнего времени речные карбасья (лодки) колымских и анадырских поречан русско-юкагирского происхождения строятся по точно такому же методу. Мало того, верхне-колымские юкагиры, племя совсем умирающее, находящееся при последнем издыхании, заимствовали это унылое строительство у нижне-колымских русских и сделали его своей собственной специальностью. Верхне-колымские лодки юкагирского дела сплавляются вниз по Колыме за тысячу верст и охотно раскупаются по средним и нижним поселкам. Строительство крупных судов потерялось уже в самом начале XVIII века. В одной из казачьих отписок от первых годов XVIII века указано:

«Суда наши малы, а паруса слабы. Строить большие суда, как наши отцы, мы не умеем».

Вместе с тем казаки не были лишены своеобразной письменной культуры. Они имели с собою писцовые книги затем, чтоб записывать царский ясак и всякие пошлины. Записью заведывали особые писцы, подъячие, служилые люди, ясашные целовальники. Без письменного человека даже самый маленький казачий отряд чувствовал себя как без рук. Дежнев кончает вышеописанный трагический рассказ о гибели своего отряда так: «… а осталось нас от двадцати пяти человек всего двенадцать человек. А в те поры у нас не было подъячих, записывать некому». Впрочем, тотчас же идет описание боя а Анаулями и указано: «ясак с них взяли и то в ясачных книгах поименовано, с кого что взято государева ясаку». Стало быть, несмотря на отсутствие подъячих в этой последней дюжине московских авантюристов, все-таки были и другие письменные люди.

Еще жалоба: «железа на подарки иноземцам у нас нет и бумаги у нас писчей нет же».

В писцовой книге тщательно записывалось также имущество убитых казаков, промышленных людей и торговцев. «Да торгового человека гостиной сотни Василья Гусельникова прикащиков его покрученика покойного Елфимка Меркурьева Мезени статки его мы пересмотрели и переписали на лицо при людях, и никто за те статки не принялся, и мы их, без государева указа, в государеву казну не взяли, и положили их в казенный анбар и караулим их до государева указу. О тех статках, как государь укажет. И роспись тем статкам с сею же отпискою».

Мы видим, между прочим, что остатки убитых служилых людей, за отсутствием прямых наследников, поступили в государеву пользу. Некоторые, впрочем, сами оставляли свои «статки» государю.