Читаем Чукчи. Том I полностью

На русской стороне рядом с местными торговцами являлись приезжие купцы из Якутска и даже из Иркутска, которых манила прекрасная пушнина Анюйской и Колымской ярмарок. Из приморских торговцев наиболее удачливые тоже собирали богатства.

Примеры, указанные в различных местах книги, можно дополнить и другими. Во второй половине XIX века на Анадыре выдвинулся «морской поворотчик» Кото, который одновременно с чукотской семьей завел себе на Анадыре русскую жену, прижил с нею сына и оставил ему большую часть наличных денег, нажитых в торговле, тогда как своим чукотским детям на тундре Кото оставил оленей, шкуры и пушнину.

В половине XIX века является новый торговый элемент — американские китоловы, в связи с чем в приморских поселках, по преимуществу из эскимосов и только отчасти из чукоч, выдвигаются новые торговцы — оседлые, имеющие на морском берегу целые лавки, купленные от американцев вместе с подбором товаров.

Сухопутная торговля тотчас же начинает хиреть. Русские купцы разоряются. В последние десятилетия XIX века в Средне-Колымске и Нижне-Колымске самые большие дома стояли нетопленые и заколоченные наглухо. Владельцам этих домом не стоило приезжать на полуопустевшие ярмарки из далекого Якутска.

Таким образом в Средне-Колымске начиная с половины 80-х годов наша ссыльная колония могла устроиться в так называемом Павловском доме, принадлежавшем купцу Николаю Павловичу Бережнову. Отец его, покойный Павел Бережнов, был человек богатый, а сын его совершенно разорился.

Павловский дом по местным условиям поражал величиной. Он имел даже большую залу, настолько большую, что мы могли там устраивать театральные представления.

Торговля морских поворотчиков тоже сократилась, хотя и не настолько. Она в сущности вернулась к тому обороту, который имела до появления русских. Основой ее снова стал междуплеменной обмен приморских продуктов на продукты оленного хозяйства.

Береговые торговцы, напротив того, стали богатеть. Эскимос Quvar с мыса Чаплина на тихоокеанском берегу и значительно позднее чукча Alitet на северном прибрежьи имели по несколько лавок. Морские поворотчики стали их комиссионерами и брали у них американские ружья, патроны и белую муку для переуступки оленеводам на Чаунской тундре.

Мало того, приморские торговцы стали, в свою очередь, скупать оленей, давая их на выпас своим оленеводческим «дружкам».

В первые годы XX века процесс этот был еще в самом начале своего возникновения.

Мировая война, которая, можно сказать, убила торговлю на всем протяжении тундры, от Печоры до Колымы, за невывозом товаров на север, сравнительно мало повлияла на чукотскую торговлю. Русские торговцы, разумеется, вышли из игры.

Американские китоловы, спиртовозы и торговцы, которые раньше захватили на прибрежьи большую часть торговли и оттеснили русских на задний план, теперь стали полными хозяевами положения, и бывшая «Чукотская землица» стала как будто превращаться в американскую колонию.

Советизация Чукотки сразу положила конец торговой эксплоатации; как американские и русские, так и приморские туземные торговцы потеряли почву из-под ног. Их заменили советские фактории, которые старались разветвлять свою сеть и охватывать ее ячеями одинаково приморские поселки и оленные стойбища. Вслед за факториями стала развиваться кооперация, и местная торговля старого хищнического, разбойного типа прекратила свое существование. Некоторые отдельные волки еще держались до последних годов третьего десятилетия XX века. Таким, например, был колымчанин Шкулев, который укрепился как раз на границе бывшей «Чукотской землицы» и более поздней Колымской Чукотки[57].

Этот стык отдаленнейших пределов Якутской АССР и ДКВ, особенно Чаунская тундра, доныне остается очень глухим и мало изведанным краем.

Классовая верхушка, созданная этой торговлей, оказалась значительно менее прочной, чем оленеводческая головка, выросшая на тундре на базе укрупнения оленных стад. Последняя все еще борется за свое существование. Правда, ее экономическая база сокращается с каждым полугодием, по мере того, как рядом вырастают колхозы и совхозы, объединяя в своих руках определенную часть поголовья и также занимая соответственную часть моховых пастбищ.

Однако в ряде мест еще существует крупный оленный хозяин вместе со своими пастухами и другим окружением зависимых соседей. В некоторых более глухих околотках произошло даже сгущение этой оленеводческой верхушки, которая всемерно старается отступить подальше, избегая советских воздействий. Положим, это явление временное, обреченное на быстрое исчезновение.

В тех же глухих местах еще сохранилась частично торговля морских поворотчиков, которые снабжают этих откочевавших оленеводов товарами, так или иначе купленными из советских факторий. Впрочем, эта последняя торговая прослойка является весьма худосочной и по мере развития работы Госторга и кооперации она исчезает бесследно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология