– В первой только стойки с вешалками, – забормотала я, – во второй полки, на них коробки. В третьей хранятся крупные вещи вроде старых ковров и люстр.
– И зачем мы их храним? – осведомился Иван Никифорович.
– Вдруг пригодятся, – отмахнулась Рина, – ничего нельзя выбрасывать. Вот сейчас мы надели костюмы. Очень удобные!
– Калоши только шморкают, – пожаловалась Бровкина, – пришлось их шнурками подвязать.
– Мы и старые шнурки не выбрасываем? – спросил Иван.
– Нет, но я их не нашла, пришлось из ботинок вытащить, – заявила Бровкина, – если распихать в первом чулане стойки с вешалками, дойти до стены, раздвинуть ее…
Мое изумление зашкалило:
– Раздвинуть стену? Вы и на это способны?
– Талант Надежды Михайловны впечатляет, – заметил Иван Никифорович, – жаль, я только сейчас узнал о нем. Людей, способных так управляться с преградами, наперечет. Вообще-то вы единственная из всех, кого я знаю.
– Там есть ручки, – уточнила Бровкина, – надо просто за них потянуть, и откроются другие чуланы.
– Ну и ну, – восхитилась я, – даже не слышала о них.
– Аналогично, – сказал муж. – Мама, можно посмотреть твой сачок?
Рина протянула сыну орудие ловли.
– Конечно.
Иван начал вертеть в руках предмет из моего детства.
– На ручке выжжена надпись: «Ваня. Младшая группа, д/с тридцать семь, Фрунзенского района». Что такое д/с?
– Детский сад, – засмеялась Рина, – сачки в советское время у всех были одинаковые, впрочем, вещи тоже. Поэтому родители каждый предмет подписывали.
– Младшая группа, – повторила я. – Сколько же тогда лет Ивану было?
– Три годика, – ответила свекровь и повернулась к сыну: – Видишь, как правильно ничего не выбрасывать? Твои сачки лежали, кушать не просили и пригодились!
Глава двенадцатая
– Рад знакомству, – сказал Горелов, – пойдемте в кабинет, там и поговорим. Коньячку тяпнем?
– Спасибо, сегодня у меня много дел, – отказалась я.
– Вот и хорошо, – потер руки хозяин, – расслабитесь и со всеми делами живо справитесь.
– Не люблю коньяк, – нашла я новую причину отказаться.
– Он плохо пахнет? – засмеялся Роман Сергеевич. – Не самый приятный аромат издает дешевое пойло. А у меня настоящий, из провинции Коньяк во Франции. Давным-давно, еще работая в милиции, я помог одному фарцовщику. Отпустил его во время облавы. Школьник у гостиницы менял матрешек на джинсы, жвачку, я был ненамного старше. Задержал парня, хотел вести в отделение, а он взмолился:
– Будь человеком. Ну что плохого я сделал? У меня только мама есть, посадят меня, она одна останется.
И я его отпустил. А когда стал известным писателем, тот парнишка меня нашел, сейчас он крупный бизнесмен, у него поместье во Франции. Езжу к нему в гости. Понял я, вы алкоголь не уважаете.
– Уважаю, но не люблю, – призналась я.
– Тогда кофе, – решил за меня Горелов, крикнул: – Елизавета, сваргань по-восточному, – и повел меня по коридору.
– Вы читаете мои книги? – поинтересовался Роман, когда я села в кресло возле небольшого столика. – Только честно, я всегда вижу, когда врут.
– Пока я незнакома с вашим творчеством, – призналась я. – Если разрешите, задам пару вопросов.
– Валяйте! – согласился Горелов.
– В вашем первом сборнике детективных историй есть рассказ про молодого человека, который убил подругу своей матери.
– Так, – протянул Роман Сергеевич. – И что?
– Дело давнее… – продолжала я.
– И что? – повторил бывший следователь.
Я взяла чашку с кофе, которую поставила передо мной домработница.
– Вы помните то расследование?
Горелов встал и достал из бара бутылку.
– У каждого следователя есть дело, о котором он забыть не может. Плеснуть вам в кофе?
Я посмотрела на чашку.
– Спасибо, нет.
– Маааленькую капелюшечку, – продолжил соблазнять меня писатель.
Я сделала отрицательный жест рукой.
– Спасибо, но нет.
– Кремень красавица, – хмыкнул хозяин, – о’кей. Вас интересует та давняя история? В книге, естественно, нет всей правды. События развивались так. Маргарита Львовна Воробьева пригласила к себе на дачу подругу Нину Кропоткину.
– Вы не забыли имена и фамилии, – восхитилась я.
Горелов осушил пузатый фужер.
– Почему нет? У меня отличная память. Прозаик, в особенности тот, кто работает в жанре криминальных историй, обязан держать в своей голове всю информацию о рукописи. Я уже сказал: дело было особенное. После того как Наума отправили в СИЗО, я принял решение бежать из милиции не оглядываясь. Человек не может забыть ситуацию, которая коренным образом изменила его жизнь, растоптала мечту, сбросила с розовых облаков наивности и восхищения теми, кто ловил преступников, на камни реальности. Я шмякнулся как муха, которой наподдали хлопушкой. Правда, сразу сбежать из рядов доблестных охотников за преступниками мне не удалось. Прошло время, прежде чем я сменил поприще. Но вам переживания простого лейтенанта неинтересны. Вернемся в то лето. Сначала информация о главных героях.