Чудовищ нет

— Вот собираю факты и слухи, записываю, — сказал Стефан, хотя вопрос мой был довольно скептический. — На кладбище ваше схожу как-нибудь, составишь компанию?

Далось им это кладбище! Сначала Лорка, теперь батон ее...

— Сходим, конечно. Только скажите заранее, когда именно, чтобы я с бабулей уладил разные домашние дела, — сказал я.

Стефан кивнул:

— Спасибо. А вообще у вас тут спокойно?

— В каком смысле?

— Город у вас довольно старинный, сейчас часто пишут о разных таинственных местах, преданиях, древних проклятиях...

— А вы газету «Ведомости» покупайте. Они про все пишут, что читателям надо. А читателям как раз и надо всякую ерунду — про покойников, про проклятия. Вон милиционеров убили, слыхали?

— Каких милиционеров? — спросил Стефан.

— Троих. Голову одному оторвали, оружие все забрали... Хоронить будут завтра, говорят.

— Так... — Стефан посерьезнел. — Неприятная история. Голову оторвали, говоришь?

— Оторвали. А другому — руку.

— Руку... Ч-черт... Хорошо, Леша, давай договоримся на субботу. У тебя в школе суббота свободный день?

— Конечно. Да я, если надо, сбегу.

— Сбегать не надо... Хорошо. Вот мой мобильный телефон, запиши. — Он продиктовал номер, я накарябал его обломком карандаша на кусочке оберточной бумаги, лежавшей на верстаке. — У тебя мобильник есть?

— Есть, только я им не пользуюсь.

Мобильник у меня был, батя подарил на двадцать третье февраля. Простенький «Сименс»; сказал, что для связи. Я походил с ним малость, а потом перестал: как привязанный, всегда под контролем... И болтаешь как маньяк по поводу и без повода, типа: «Ты где?» — «А ты?» — «Да вот иду». — «А куда?» — «Да гуляю». — «Ну ладно, звони, если что». Батя сначала обиделся, а потом я его попросил, чтобы он посчитал, сколько раз он по своему мобильнику за день будет по делу разговаривать, а сколько — без дела и сколько раз ему позвонят, когда это окажется совсем некстати. Батя посчитал, опечалился и обижаться перестал. Теперь, смотрю, сам иногда забывает мобилу дома. Специально, по-моему.

— Ну, звони сам, откуда тебе удобно... — сказал Стефан. — Утром, часов в десять.

— В десять я спать буду.

— Ну, как проснешься. Я сам рано встаю, но найду чем заняться. Спасибо, что зашел.

— Что вы, не за что.

2

После школы я попрощался со Стасиком и Лоркой и поехал домой. Про револьвер я так никому и не рассказал, не решился. Тщательно его вычистил, протер и смазал заново патроны (специально в «Щит» сходил, слава богу, масло у них без документов продают), а потом засунул «трэнтер» под ремень джинсов, сверху выпростал футболку и поехал производить учебные стрельбы.

Я планировал сесть на любую электричку в сторону Страховичей и выйти на платформе 105-й километр. Когда-то мы с батей туда ездили за грибами, и я хорошо знал местность: маленькая заброшенная деревенька, кругом леса и поля, в любом овраге можно пострелять в свое удовольствие. Грибники туда ездят редко — плохое место, скудное, это только мы с батей могли туда попереться. Ничего, кстати, не нашли, как и следовало ожидать.

Ошибку я сделал с самого начала: влез в «восьмерку», а не в «двойку». «Двойка» ехала прямо на вокзал, но ее долго было ждать, потому что троллейбус ушел, когда я подбегал к остановке. «Восьмерка» останавливалась у парка Победы, — если через него пройти, как раз к вокзалу и выскочишь, только пути перейти надо по мостику. Через парк я и поперся.

Их было трое: маленький, другой косоротый — из-за шрама в углу рта, чуть повыше ростом, и третий — самый длинный. Типичная уличная урла: кожаные куртки, черные джинсы, у косого — паленая кепка Kangol, у маленького — солнцезащитные очки с зелеными стеклами. Мелкие блеклые татуировки на руках, наверное, в колонии делали.

— Стой, паца-ан, — сказал с растяжкой маленький. Я остановился. Был вполне реальный шанс, что это некие залетные уроды, которых можно отшить. Ловят таких же залетных, из ближних деревень.

— Нам тут копеек двадцать не хватает на побухать, — сказал косоротый. — В кармане посмотри, может, поможешь землякам?

— Сколько надо? — спросил я.

Может, и вправду мелкие бухарики. Двадцать копеек, конечно, отмазка, надо им обычно рублей пять — десять, но бухарикам не жалко, как говорит Стасик, «может, и нам когда придется так вот просить» — в чем я лично сомневался, но мало ли... Черт с ними, отдам пятерку. Или червонец.

— А ты в кармане посмотри, — повторил косоротый. — Сколько там у тебя есть? И цепуру снимай. Пиз-датая цепура. Бабе своей подарю.

«Цепуру снимай» значило, что меня грабят. Беззастенчиво, прилюдно, зная, что в парке никогда не бывает ни одного милиционера, а случайным прохожим наплевать, даже если меня зарежут. Да если здесь и будет чудом вертеться мент, он скорее всего сделает вид, что ничего не замечает...

В лучшем случае прохожие позвонят «02» с мобилы. Кстати, «цепура» у меня была под золото, ненастоящая... Снять?

А вот хер! Дело, как я уже понимал, не в цепуре.

— Шли бы вы, а? — сказал я.