Чудотворец

Полковник. Безусловно. Расстояний для вас не существует.

Они молча направляются к дому. Затемнение.

На экране холл в доме полковника. Все на своих местах. Полковник и Фотэрингей продолжают разговор, начатый, очевидно, раньше. Полковник сидит на столе. Фотэрингей то стоит, то ходит взад-вперед.

Фотэрингей. К примеру, мистер Мэйдиг — у него полно Идей. И Воображения. А разве стоит, имея этот дар, который вдруг свалился на меня, заниматься всякими там деловыми и банковскими операциями? Мистер Мэйдиг назвал их Системой Нужды, а мы собираемся устроить жизнь по Системе Изобилия. Теперь люди не будут знать нужды. Они перестанут болеть и голодать. Им не придется грабить и мошенничать. Не нужна будет и война.

Полковник. Как я вижу, ничего будет не нужно.

Фотэрингей. Нет, просто все будет по-другому. Мистер Мэйдиг говорит, что если творить чудеса, то на месте стоять нельзя.

Полковник. А если вы положите конец войне — насколько я понял, вы собираетесь заняться этим сегодня же, еще до вечера, и я начинаю верить, что у вас это получится, — если вы положите конец конкуренции, освободите людей от необходимости работать, дадите им денег больше, чем они могут истратить, то что же людям останется ДЕЛАТЬ, спрашиваю я вас, сэр? Что им останется делать?

Фотэрингей (простодушно и откровенно). Знаете, и меня это ставит в тупик. Но мистер Мэйдиг говорит, отчего бы нам всем просто не любить друг Друга?

Полковнику это кажется уже слишком. Он соскакивает со стола и орет:

— Просто всем любить друг друга! Любить друг друга! Вы что, спятили, сэр? Или вы не человек? И у вас нет стыда? Любить! Это же самое сокровенное, самое святое из человеческих чувств.

Фотэрингей. О, мистер Мэйдиг, по-моему, имел в виду совсем другое. Конечно, ведь есть еще и искусство, и наука, и всякие ремесла.

Полковник. От безделья рукоделье и… (он задыхается)…и шутовство.

Фотэрингей. Ну, можно попробовать. И мистер Мэйдиг говорит: нельзя знать точно, что люди захотят делать.

Полковник (дает волю гневу). Мистер Мэйдиг говорит то! Мистер Мэйдиг говорит это! А сами вы собираетесь начать этот свой бредовый Золотой век ровно через шесть часов. Вы хоть подумали, что будет с нами со всеми? Что всех нас ждет?

Фотэрингей. Сам я точно, конечно, не знаю. Что-то изменится. Мистер Мэйдиг говорит…

Полковник (с жестом отчаяния). О!

Он отступает от Фотэрингея на несколько шагов, бросает взгляд на малайский кинжал, самый зловещий из тех, что висят на стене, с минуту колеблется, потом огромным усилием воли заставляет себя вернуться к беседе с Фотэрингеем.

— Послушайте, мистер Фотэрингей, не подумать ли вам несколько часов или… или даже несколько дней над всей этой штукой, прежде чем… прежде чем дернуть за веревочку? Будьте так добры. Ведь как-никак, а у нас цивилизованный мир. И люди сжились с ним.

Фотэрингей. Не так уж блестяще им живется.

Полковник. Но, во всяком случае, они живут. Существует империя. Порядок все-таки.

Фотэрингей. Все это очень хорошо для таких, как вы. Но большинство людей на земле — вроде меня. Для вас вполне естественно желание сохранить существующий порядок вещей. А я вот не прочь этот порядок нарушить. Понятно? Против перемен я не возражаю. Я думаю, это может быть даже занятно.

Полковник. Разве за последние сто лет мало было перемен и открытий: и железные дороги, и электричество, и фотография, и пароходы, и радио?..

Фотэрингей. Это нас только чуть встряхнуло, но не проняло. Я за Большие перемены к Лучшему.

14. Человек действия

На экране кабинет полковника. Время после полудня. Полковник сменил свой «рабочий» костюм и теперь наслаждается сигарой. Кроме него, в кабинете Григсби, Бэмпфилд, старший инспектор, викарий и молодой человек весьма спортивного вида. Им уже поданы кофе, сигары, ликеры и прохладительные напитки.

Главный в этой сцене — полковник, он невероятно возбужден. Остальные ему во всем поддакивают.

Полковник. Мне думается, вы даже не отдаете себе отчета, насколько это дело серьезно. Пока мы тут сидим и проводим время, эти двое сумасшедших, опасных для общества, собираются перевернуть мир — перевернуть все вверх дном. Уцелеет хоть что-нибудь? Я вас спрашиваю. Вы же знаете их планы, Григсби.

Григсби. Он погубит любое дело.

Бэмпфилд. Он погубит финансовую систему. Человеческое общество держится только на денежных отношениях, и если они будут нарушены, то полетит все.

Полковник. Он оставит страну безоружной перед любым врагом, какому вздумается совершить налет с воздуха. Этот жалкий продавец — самый опасный сумасшедший, какие когда-либо гуляли на свободе. Говорю вам, мистер Смитлз, законно это или нет, но вы должны его арестовать.