Чудодей

— Полагаю, уважаемый, что вы слишком много себе позволяете. Если вы не прекратите своих домогательств, я буду вынужден вызвать вас на дуэль и драться на саблях. Прошу иметь в виду, что эта дама моя жена — ни больше ни меньше. Не угодно ли?

У гостя, коммивояжера, продающего крем для ботинок, глаза лезли на лоб. Он зашел в кафе отнюдь не для того, чтобы его зарубили саблей. Ему просто хотелось приятно провести вечер. А вид у хозяина очень грозный, и рубцы на его лысой голове налились кровью. Гость немедленно предлагает хозяину выпить по рюмке водки в знак примирения. И порядок в мире восстановлен!

Кафе процветало. «Господь да хранит твое честное ремесло!» Этот приказ возлюбленному господу богу, выжженный по дереву, с восклицательным знаком в конце, висел в булочной-кондитерской рядом с заключенным в рамку аттестатом на звание мастера-пекаря, выданным бывшему вице-фельдфебелю. Рядом красовались под стеклом и другие документы, а также изречения из священного писания. Было тут и письмо генерал-фельдмаршала Маккензена; генерал благодарил за присланный ему слоеный пирог на свином сале. Пекарь, который не мог более служить своему генералу в качестве фельдфебеля, послал ему это жирное доказательство своей всенижайшей преданности. И генерал-фельдмаршал изволили ответить. Любой покупатель, заключивший дело национализма а сердце своем, мог видеть знаменитое письмо и восхищаться им. Своею собственной рукой начертал его генерал-фельдмаршал, и подпись была с завиточком, столь знакомым по армейским приказам фельдмаршала. Но здесь подпись стояла не под требованием уничтожить врагов, а под выражением благодарности за доблестно уничтоженный его превосходительством слоеный пирог на сале. Недавно пекарь отправил прошение генерал-фельдмаршалу. Сделать специальностью своего предприятия пироги под названием: «Слоеные пироги на сале имени генерал-фельдмаршала Маккензена» — это было заветной мечтой бывшего вице-фельдфебеля.

В бессонные ночи хозяин пекарни Клунтш уже видел перед собой огромную вывеску над расширенным предприятием: «Фабрика по изготовлению оригинальных, имени генерал-фельдмаршала Маккензена слоеных пирогов на сале. Оборудование электрическое. Единственная фабрика в мире, пользующаяся персональным покровительством генерал-фельдмаршала Маккензена». А неподалеку курится высокая печная труба, распространяя по всей округе аппетитный запах жарящегося свиного сала.

Хотя Клунтш приложил к прошению еженедельную порцию слоеных пирогов в благодарность за вожделенное разрешение фельдмаршала присвоить кондитерской-пекарне свое драгоценное имя, ответа до сей поры не последовало. Быть может, генерал запросил личное дело некоего вице-фельдфебеля Клунтша. Не станет же генерал-фельдмаршал, в конце концов, давать свое имя всякому там штатскому фендрику. А может, к генералу сейчас и доступа нет, потому что он вырабатывает в генеральном штабе план истребления французов?

Станислаус никак не мог привыкнуть к военным порядкам в новой пекарне. Хозяин прозвал его «стрелок Качмарек», а иногда называл «шомпол». Ученики тоже звали его так. Только Карл не присоединялся к ним. Он был членом вольнолюбивого Общества туристов. Время от времени он говорил, скрежеща зубами:

— Социал-демократическая молодежь еще покажет этому солдафону, где раки зимуют!

Но Станислаусу от этого было не легче.

Станислаус получил письмо, первое в его жизни, если не считать письма, которое он сам себе написал. Ученица по домоводству Людмила, работавшая сегодня в булочной, вытащила конверт из-под нагрудника накрахмаленного фартучка и незаметно передала Станислаусу.

— Наверное, от твоей возлюбленной!

— У меня нет возлюбленной. Мне запретили любить ее.

— Такое запретить не могут. Я готова пари держать, что письмо от возлюбленной. Смотри, ради бога, чтобы хозяин не накрыл тебя с письмом, не то еще заработаешь штрафное учение.

Письмо перекочевало из одной пазухи, покрытой фартучным нагрудником, в другую. Станислаус понесся в единственное укромное место в доме, где можно было чувствовать себя в безопасности. Имени и адреса отправителя на конверте не значилось. Станислауса всего трясло, когда он вскрывал конверт. В самом деле, это писала Марлен; она писала бледными чернилами, таким милым, тонким почерком: