— Я знаю это почти наверняка — от моей сестры. Один фабрикант, выпускающий шипучку, ее еще называют лимонадом… так вот его сын целовал ее в постели. Я слышал, как мои родители обсуждали то несчастье.
Личико у Марлен сделалось маленьким, как у ребенка, такое же наивное и простодушное.
— Мы с тобой будем целоваться только в постели, когда поженимся, обещай мне это!
— Обещаю! — Станислаус произнес это как настоящий мужчина.
И Марлен прижалась к этому мужчине. Она уже ничего не имела против нижней рубашки из египетского хлопка.
20
Человечество не хочет признавать Станислауса, и он готовится принять смерть на кресте.
И все-таки заноза беспокойства засела в душе Станислауса. Он ведь точно не знал, откуда берутся дети. В конце концов, не всегда для этого необходима постель; к тому же случалось, что женщины заводили детей от Святого Духа. Даже такая святая книга, как Библия, сообщала об этом. Станислаус мог, сам того не желая, стать святым Иосифом. Святой Станислаус! Это звучало почти библейски, и никуда от этого не деться.
Станислаус долго ходил кругами, чтобы поздним вечером в ученической каморке завести разговор о возникновении детей. Вдохновленный успехом у Марлен, он стал упражняться с булавкой, воткнутой в предплечье.
— Гляди-ка, он себя всего исколол — и даже не охнет! — Отто Прапе, движимый любопытством, голым вскочил с постели.
— Это один из моих самых пустячных фокусов, — заявил Станислаус.
У его соучеников глаза округлились.
— Как же ты этого добился?
— Скажите мне, как девушки заводят детей, и я вам все объясню.
— Ты что, с этой набожной козой ребеночка спроворил?
— Ничего вам не расскажу об искусстве втыкания булавок!
— Ты ребенка прижил с этой благочестивой горлинкой? — поправился Август Балько.
Для Отто и Августа легче легкого было объяснить, каким путем маленькие человечки попадают в женщин и потом рождаются на свет. И все-таки их объяснения отличались друг от друга. В конце концов, Август похвастался, что он уже сделал двух детей, а может, и больше, но они по неизвестным причинам не появились на свет. Станислаус вздохнул. Ему ведь даже в голову не приходили такие безумные мысли, когда он лежал с Марлен в лесу у воды, о чем он конечно же умолчал.
Итак, Марлен могла спать спокойно? Нет, она не могла спать. Она была одна в своей девичьей спаленке, и не было никого, кто мог бы разъяснить ей все и утешить ее.
Когда Отто и Август заснули, Станислаус написал письмо:
«Ничего не бойся, возлюбленная моя. Я полистал ученые труды. Дети появляются только у сладострастных девушек. Но ты так скромна и так любишь Господа Бога. Но и меня Господь не оставил. Он хранил меня, и я не снимал штаны, как предписывается перед тем, как заиметь детей. Спи спокойно, ты праведница, видит Бог. Аминь. Я все еще чувствую вкус твоих поцелуев. Спасибо. Твой Станислаус Бюднер. И друг».
…Утром, весело насвистывая, Станислаус отправился в дом пастора. Кухарка взяла у него булочки. Он долго рылся в своей корзине, прежде чем вытащил нужный пакет. Хотел выиграть время.
— Проверьте товар как следует.
Кухарке было некогда. Она торопилась в кухню.
— Все в порядке, господин пекарь.
На другой день Марлен тоже нигде не было. Сидит, что ли, в своей комнате и тоскует? Станислаус вложил свое письмо в книгу.
— Может быть, вы передадите… эту книгу… я ее прочел… барышне… Книга мне очень понравилась и… спасибо. — Станислаус запнулся.
— Барышня больна. Она у нас очень слабенькая и болезненная.
— Спасибо, большое спасибо, — сказал Станислаус, радуясь, что не случилось худшего.
На следующее утро двери пасторского дома оказались заперты. Он зашел со двора и постучал в кухонное окно. Опечалившись, он положил пакет с булочками для пастора снова в свою корзину.
— Ты что, забыл доставить булочки пастору, или они в отъезде? — настороженно спросила хозяйка.
— Они там больны и все друг друга перезаразили.
В доме пастора все были в добром здравии. Даже Марлен уже чувствовала себя гораздо лучше. Она рассказывала кухарке свои воскресные впечатления и тихо напевала песенки. Прочла ли она письмо Станислауса? Нет. Его прочел господин пастор. Он песенок не напевал.
Ближе к полудню в лавку явилась пасторша собственной персоной. Хозяйка провела ее в гостиную. Хозяйка очень гордилась таким визитом. Горничная подала торт и взбитые сливки. Торт не ели, к сливкам даже не притронулись. Пасторша дрожала от возмущения! В доме пекаря дали приют соблазнителю, да-да! Соблазнителем был Станислаус! Низкий человек, написавший безнравственное письмо пасторской дочери. Письмо Станислауса перекочевало из сумочки пасторши в дрожащие руки хозяйки. Призвали хозяина, оторвав его от печи, он тоже прочел пресловутое письмо Станислауса. Вставные зубы пасторши слегка клацали, когда она сказала:
— В дальнейшем, разумеется, и речи быть не может, чтобы мы, я и мой муж, получали булочки из нечестивых рук.