Девочка кивнула. И покраснела. Пасторша осмотрела все булочки. Все до единой ее вполне удовлетворили. Девочка снимала книги с полки и клала их на подоконник. Станислаус залюбовался ее белыми маленькими руками. Что за ангельские ручки! Девочка, казалось, почувствовала его взгляд. Она опять покраснела и стала перекладывать книги с подоконника на полку.
Весь дальнейший путь с товаром Станислаус проделал вприпрыжку, он скакал по грубой мостовой маленького города, напевая всякие песенки. Булочки в его корзине скакали вместе с ним, они успели повеселиться, перед тем как их съели. Девочка с бархоткой поздоровалась с ним. Начало положено!
Каждое утро, просыпаясь от сухого звона будильника, он заранее прощупывал весь предстоящий день — какие, хоть самые маленькие, радости ожидают его. Маленькие дневные радости облегчали ему вставание и были как кусочки сала в тощем картофельном пюре. Они придавали Станислаусу куда больше сил, чем эти прямые обязанности, приказания и брань хозяина. С того самого утра, когда с ним поздоровалась пасторская дочка, дневные радости были ему обеспечены.
Две недели встречался он со своей девочкой в передней с распятиями. Две недели под вечер проходила она по Садовой улице, повергая в трепет сердце ученика пекаря. Тихая любовь взрастала, но, кроме робкого приветствия по утрам, они не обменялись ни единым словом; только взгляды — тяжелые, как пчелы со взятком, — жужжали между ними — туда-сюда.
Хозяин с хозяйкой обращались со Станислаусом нежно, как с домашним ангелом. У каждого булочника есть свой круг клиентов. Один, к примеру, обслуживает трактирщиков. В качестве вознаграждения он может пить больше пива, чем ему даже хочется. Другой имеет дело с мясниками. И он вынужден давать своим ученикам больше колбасы, чем ему хотелось бы. Хозяин Станислауса имел дело с благочестивыми людьми… Хозяйка не упускала возможности довести до сведения случайных покупателей, что господин пастор теперь принадлежит к числу ее постоянных клиентов. Время от времени она кричала из лавки в пекарню:
— Для пастора отложили булочки?
Станислаус был тем благословенным юношей, что осуществлял эти деловые связи.
— Ты и вправду сыт, мальчик, или хочешь еще бутерброд с колбасой?
— Я сыт.
— Понравились госпоже пасторше сегодняшние булочки?
— Понравились.
— Когда ты приходишь, госпожа пасторша уже встала или изволит еще почивать?
— Они изволят встать и ощупать все булочки.
— А в доме пастора очень все свято?
— Очень все красиво и свято.
Глаза хозяйки благосклонно взирают на обсыпанные мукой уши Станислауса. Такой мальчуган, а уже вхож в дом пастора!
— Помолимся, — приказывает она.
Обе горничные молитвенно складывают руки. Хозяйка следит, чтобы и все три ученика тоже соблаговолили сделать это. Все они уставились на ее юбку. Хозяйка бормочет молитву. Ужин окончен.
— О чем ты думаешь, когда она молится? — спросил Август Балько, старший из учеников, своего товарища Отто Прапе.
— Я думаю, как это в кино делают, что поезд сходит с рельс, и еще: может, он и в самом деле давит при этом несколько человек?
— А я думаю, есть ли у Господа Бога такая контора, где проверяют и оприходуют все молитвы?
Станислауса об этом не спрашивали. Он слыл добродетельным. Читает всякие книжки и вообще — немного не в себе.
Станислаус и впрямь в это время был не очень-то в себе. Он весь пылал изнутри. Когда он спал, это был маленький свечной огарочек с крохотным язычком пламени, но стоило подуть ветру какого-нибудь сна, как разгорался большой костер и не гас целый день, как огонь в пекарне.
Он уже не раз пытался заставить свою бледную святую заговорить с ним под вечер. «Поговори со мной, я жажду этого, поговори со мной!»
Девочка молча кивала, посылая Станислаусу нежный серо-синий взгляд, и на этом их свидание кончалось.
В гипнотизерской книжонке можно было прочесть, как найти контакт с человеком, которого хочешь расположить к себе. Надо в солнечный день лечь на лугу, ни о чем не думать, обручиться с бесконечностью и сбросить свою телесную оболочку, как старый башмак. Дух же твой должен вознестись и парить на волнах эфира. Его следует направить к тому человеку, которого хочешь завоевать.