Чудодей

— Сабля у меня дома. Я сам вчера ее в шкаф засунул. — Он посмотрел на Густава. — А что касается ясновидения, это, понимаешь ли, запрещено, да ты и сам знаешь. Я на днях опять загляну, и чтоб никаких чудес, ясно?

Густав молча кивнул. И с этим кивком рухнул весь тот мир, который он с такими трудами создавал в последние недели. Он снова был безработным.

13

Предсказание насчет сабли сбывается. Граф велит прогнать Станислауса из Вальдвизена.

Графиня изобличила графа. Его застали с гувернанткой в охотничьем домике. Гувернантку графиня уволила.

Девица издалека писала графу слезные письма. До графа они не доходили. Графиня оказалась щедрее его. Ее белая ручка крепко держала почтальона. Граф на это уже не обижался. Он ведь не для того ходил в лес с небезызвестной мадемуазель Аннет, чтобы расширить свою переписку. Однако его обижало то, что его дражайшая супруга добилась, чтобы два его сына-гимназиста взирали на своего почтенного родителя с затаенной насмешкой. Вы, папенька, оказывается, интрижки на стороне заводите! Хо-хо-хо!

Граф потребовал объяснения с графиней.

— Как далеко вы, милостивая государыня, намерены зайти в раздувании этого мелкого, я даже не знаю, как назвать, поступка, что ли?

Графиня ответила, почти не разжимая губ:

— Верность и преданность сломать даже легче, чем эти бриллиантовые часики на моей руке, неужели вы этого не знаете, сударь? — И она тонким белым пальчиком постучала по крохотному произведению ювелирного искусства.

— Если я не ошибаюсь, эти часики подарил вам я! — заявил граф, глядя на написанное маслом грубое подобие графини. — И насколько я помню, я вообще делал все, чтобы сохранить и привести в порядок имение и имущество вашего отца, если мне позволено об этом упомянуть. Я взываю к справедливости.

Глаза графини увлажнились.

— Я бы постыдилась, ваше сиятельство, так смешивать дела с любовью.

Разговор был окончен. Граф нисколько не стыдился своего ловкого маневра. Он вновь стал полноценным членом семьи в этом дворце. Его лакей Йозеф, эдакий дворцовый призрак с бородкой клинышком, даже разузнал, как графиня напала на след супруга.

— Мальчишка?

— Мальчишка, ваше сиятельство, настоящий чудодей.

— В моей деревне?

— Ну в точности практикующий врач — и кресло кожаное у него, и библиотека, и лекарства со всего света.

Граф в халате стоял перед зеркалом и снимал наушники, чтобы придать своему приказанию твердость.

— Изгнать!

Дворцовый призрак едва заметно поклонился:

— Госпожа графиня покровительствуют мальчишке, если мне позволено будет заметить, ваше сиятельство.

— Госпожа графиня пусть занимается церковными делами, а мирскими займусь я.

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но я позволю себе дать совет: это сомнительный случай. Говорят, мальчишка, осмелюсь сказать, взыскан Божьей милостью.

Граф разглядывал в зеркале свои гладко прижатые усы.

— Взыскан Божьей милостью? Тогда пусть за дело возьмется жандарм, да поживее!

Густав разорял приемную чудодея. И вздыхал при этом. Полочка с двумя медицинскими книгами и подаренной учителем Клюглером «Психологией больных, страдающих ночным недержанием мочи», а также Библией, осталась в горнице. Может же человек иметь в доме несколько книжек! Для мазей Густав соорудил полочку в уборной, на случай обыска.

— Адвентистов седьмого дня ждут тяжелые испытания — так написано, — сказала Лена задумчиво.

Кожаное кресло Густав временно переставил в курятник. Можно будет с удобствами наблюдать, как несутся куры.

Станислаус копал и рыхлил землю на огороде, сеял и думал, думал: Христос своим добрым взглядом исцелял больных, увечных и грешных. Его схватили и распяли на кресте. Так что ж, теперь и господина Станислауса Бюднера тоже схватят и прибьют к кресту? Он смотрел на цветущий мак, и легкая дрожь страха пробрала его. Бабочка-лимонница кружила вокруг своего солнца — цветка мака.

— Эй, скажи королеве, что мне плохо!

Ветер колыхнул маки. Один цветок с бабочкой наклонился:

— Я принесла тебе весть, сын Бюднера!

— Скажи, желтая вестница, этот Хорнкнопф распнет меня на кресте?

— Хорошо или плохо — не смиряй своего взгляда. Если мне выколют глаза, я буду видеть руками!

Лимонница давно уже, покружив над сливами, улетела на люпиновое поле фрау Шульте. Но Станислаус все еще раздумывал над ее словами. Он повторил их про себя, начертил на земле, а потом опять повторил про себя. Тихонько подошел папа Густав. Как только Станислаус заметил отца, он стал жужжать это послание:

— Если мне, жжжжж, выколют глаза, жжжжжж, я буду, жжжжж, видеть руками, жжжжжж.

Никто не должен был знать, что Станислаус, который конфирмовался, который ходит в школу, ведет беседы с бабочками.