Чудодей

Как-то в воскресенье Маршнер увидел Диена в кителе цвета пыльной тряпки, перетянутого ремнями и при кинжале, идущим в церковь. Ах ты черт побери! Да ведь Диен просто мужицким королем заделался! Маршнер замыслил месть.

Диен подолгу отсутствовал — пропадал то в окружном городе, то в областной столице. У него появилось достоинство мужицкого короля и боевой дух разбойника. Жена его теперь должна была укладывать волосы венцом на манер Гретхен и вообще вести себя исключительно по-немецки и по-германски. Ей хотелось стать еще и немецкой матерью, но ее муженек Диен изыскивал лучшие возможности передать по наследству свою германскую кровь. Так или иначе, а Маршнер по воскресеньям в церкви ловил на себе похотливый взгляд жены Диена, и тут он решил, что нынче же вечером пойдет к ней. В качестве предлога он использовал продажу теленка и настелил мягкой соломы в хлеву — брачное ложе для него и похотливой Диенши.

Это было одно из самых невероятных событий в деревне Пазентин за двенадцать лет существования рейха: крестьянин Маршнер обрюхатил жену своего соперника и брата во Христе Диена. Диен в своем пестро-сером кителе избил жену в полной тишине и в полную силу своих германских кулаков, но не смог выбить ребенка из ее тела. И предпочел сделать вид, что это он сам вбил ребенка в живот своей баронессе.

Маршнер не упускал случая во время попойки завести разговор о том, что вот-де некоторые люди, мужицкие маршалы, теперь передоверяют другим, более плодовитым мужчинам делать за них детей. Диен прослышал об этом и стал жестоко придираться к новоиспеченному штурмовику Маршнеру во время учений на местности, когда они штурмом брали на поле форт-сарай или крепость-копну. В ответ Маршнер устроил так, что во время пьянки в деревенском трактире наградной кинжал Диена оказался вымазан горчицей. Для этой цели он нанял деревенского ночного сторожа. Ночному сторожу за это разрешалось бесплатно привести свою тощую коровенку на случку с племенным быком Маршнера.

Вот так, с переменным успехом, играли друг с другом эти деревенские господа, пока Маршнера не посетила самая великолепная мысль за всю его жизнь. Он решил добровольно пойти служить во имя отечества. Вот уж удивится Диен и схватится за свой кинжал, когда в один прекрасный день в деревне появится лейтенант или капитан Маршнер. Тогда уж никто не будет принимать всерьез этого жалкого деревенского офицера.

Мать Али Иоганнсона была батрачкой, высокой и нескладной, со здоровенными мужскими руками и побитым оспой лицом, на котором печалились и жаждали любви бледно-голубые детские глаза. Но откуда взяться любви для Фрауке, матери Али, в захолустной фризской деревушке? Ни один из деревенских парней не хотел эту высоченную рябую девушку. Все боялись налюбить с нею оспу.

Как-то в деревню пришли цыгане. Один шустрый молодой цыган взял у Фрауке не только горстку серебра и обрезки ветчины, но ночью в сарае взял и ее самое. Цыгане летучи, как ветер. Уже на другой день обихоженный, искупавшийся в любви парень ушел дальше. Батрачка Фрауке осталась в деревне, которая с нетерпением дожидалась появления на свет цыганенка и потешалась над Фрауке.

Ребенок родился и оказался беленьким, голубоглазым и сильным, как мать. Пока что поводов для особенного веселья не было. Но Фрауке с рождением ребенка превратилась в настоящую медведицу. Стоило хозяину пренебрежительно отозваться о ее мальчишке, как она бросалась на него, а потом и вовсе уходила со двора. Так она за год сменила нескольких хозяев, таская ребенка в своем сундучке как величайшую ценность. Вскоре в деревне привыкли к ее «поклаже», поскольку Фрауке работала за двоих, если ее оставляли в покое.

Ребенок, названный в честь отца Али, рос в поле. Он обитал под стогами сена или под кустом. В десять лет Али уже таскал бревна для небольших срубов. Крестьяне заранее облизывались на юного батрака, который мало-помалу стал крепким как дуб. Когда ему пошел одиннадцатый год, его стали нанимать на работу. Мать, правда, следила за ним как и прежде и оберегала его своими медведицыными лапами от чрезмерных перегрузок, однако же была не прочь в конце месяца положить в свой сундучок кое-какие денежки за работу Али.

В школу Али ходил только зимой. Учитель его не очень-то жаловал и называл «негодником от рождения». Али мог иной раз — подстрекаемый охочими до зрелищ крестьянскими детьми — выкинуть в окно скамейку для провинившихся учеников, на которой ему очередной раз предстояло сидеть. Если он не успевал во время урока списать домашнее задание, он снимал со стены доску и на спине уносил домой.

Юного батрака Али приглашали на праздники и попойки молодые деревенские парни. Там он за круг колбасы или ветчинные обрезки брал в обе руки полные пивные кружки и, подняв руки, упирался кружками в потолок. Он расхаживал по пивной, волоча на себе шестерых, а то и восьмерых мужчин, или втаскивал в пивную хозяйского вола и ставил его на стойку.