Чудо. Встреча в поезде

— Это слишком просто. Я имею в виду — ну, вот, ты даришь мне галстуки. Но мне пришло в голову тоже, что ты мог пригласить сюда полицию и выдать меня.

— Господи Боже мой, Гай, да ведь ты же мой друг! — завопил Бруно с неожиданной страстью. — Я люблю тебя!

Я люблю тебя, во мне нет к тебе ненависти, подумал Гай. Но Бруно так не скажет, потому что он все-таки его ненавидит. Так же, как и Гай никогда не скажет Бруно: «Я люблю тебя», а скажет: «Я тебя ненавижу», потому что на деле любит его. Гай стиснул зубы и крепко потер пальцами лоб. Он предвидел уже то равновесие положительной и отрицательной воли, что станет сводить на нет всякое предпринимаемое действие еще до его начала. Вот и сейчас, например, что-то удерживает его здесь. Гай рывком вскочил с места, и только что принесенная выпивка выплеснулась на скатерть.

Бруно глядел на него с изумлением и ужасом.

— Гай, в чем дело? — Бруно бежал за ним. — Гай, подожди? Ведь ты не думаешь, что я так могу поступить, не думаешь, правда? Я… Никогда в жизни!

— Не трогай меня!

— Гай! — Бруно чуть не плакал. Почему люди так обращаются с ним? Почему? Он бежал по тротуару и кричал:

— Никогда в жизни! Ни за какие деньги! Верь мне, Гай!

Гай отпихнул Бруно и захлопнул дверцу такси. Он знал: Бруно никогда в жизни не предаст его. Но если, как он убедился, все на свете имеет двойственную природу, разве можно хоть что-нибудь знать наверняка.

34

— Какая связь между тобой и миссис Гай Хейнс?

Бруно этого ждал. Джерард проверил его последние счета, а там были указаны цветы, которые он послал Энн.

— Друг. Друг ее мужа.

— Ах, так. Друг?

— Знакомый. — Бруно пожал плечами, прекрасно зная, что Джерард подумает, будто он хвастается, потому как Гай знаменит.

— И давно ты его знаешь?

— Не так давно. — Неуклюже приподнимаясь с удобного кресла, где он полулежал, развалившись, Бруно стал нашаривать зажигалку.

— С чего это ты послал ей букет?

— Ну, думаю, из благодарности. Накануне я был у них на вечеринке.

— Ты с ними так близко знаком?

Бруно снова пожал плечами.

— О, вечеринка была самая обычная. А насчет Гая мы думали, когда собирались строить дом. — Это вырвалось само собою, и вышло, решил Бруно, достаточно убедительно.

— Теперь — Мэтт Левин. Давай вернемся к нему.

Бруно вздохнул. Гая Джерард проскочил — может, потому, что его нет в городе, а может, просто взял и проскочил. Теперь Мэтт Левин: темная лошадка — не думая, что это может оказаться полезным, Бруно часто виделся с Мэттом накануне убийства.

— А что — Мэтт?

— Как ты объяснишь, что виделся с ним двадцать четвертого, двадцать восьмого и тридцатого апреля, второго, шестого, седьмого марта и за два дня до убийства?

— А я виделся? — улыбнулся Бруно. В последний раз у Джерарда были только три даты. Мэтт не любит Бруно. Мэтт, наверно, наговорил каких-нибудь гадостей.

— Он хотел купить мою машину.

— А ты хотел продать ее? Почему? Или ты думал, что скоро сможешь заполучить другую?

— Хотел продать эту и купить другую, поменьше, — рассеянно проронил Бруно. — Ту, что сейчас в гараже. Кросли.

Джерард улыбнулся.

— Как давно ты знаешь Марка Лева?

— Еще с тех пор, как его звали Марк Левицкий, — выпалил Бруно. — Покопайтесь немного — и вы обнаружите, что он убил в России своего собственного отца. — Бруно кинул на Джерарда быстрый взгляд.

Насчет «своего собственного отца» прозвучало немного стремно, не следовало, наверное, этого говорить, но Джерард слишком уж умничает, не удосужившись даже разобраться в настоящих и вымышленных именах.

— Мэтту на тебя тоже наплевать. Вы что, не смогли договориться?

— О машине?

— Чарльз, — терпеливо вздохнул Джерард.

— А я что — я ничего.

Глядя на свои изгрызанные ногти, Бруно еще раз подумал о том, как здорово подходит Мэтт под Хербертово описание убийцы.

— Последнее время ты нечасто встречался с Эрни Шредером.

Бруно с тоской открыл рот и приготовился отвечать.

35

Босиком, в белых шароварах, Гай сидел, скрестив ноги, на передней палубе «Индии». Лонг-Айленд уже показался на горизонте, но Гаю пока не хотелось глядеть туда. Легкая качка приятно убаюкивала, казалось привычной, знакомой с самого рождения. Тот день, когда он в последний раз виделся с Бруно в ресторане, вспоминался как день безумия. Да он и вправду начинал тогда сходить с ума. И Энн, наверное, заметила это.

Гай согнул руку и ущипнул тонкую загорелую кожу, под которой напряглись мускулы. Он стал таким же смуглым, как Эгон, юнга, наполовину португалец, которого наняли в лонг-айлендских доках в начале круиза. Лишь крошечный шрам над правой бровью оставался белым.