– Это она вырезала мне глаза. А потом написала портрет. По памяти. Она была безумно талантлива. Безумна – и талантлива. За это она была наказана.
Кресло скрипнуло, а раньше не скрипело, и холодные пальцы коснулись щеки.
– Спасение там, где не ждёшь. Но если ты не угадаешь, мы всё равно будем вместе.
Шанти распахнула глаза и села на кровати.
И улыбнулась, увидев первый луч солнца.
Лорд Гамильтон на завтраке отсутствовал.
Без объяснения причин, что было воспринято с пониманием: аристократ не обязан отчитываться перед простолюдинами. Возможно, не было аппетита, возможно, решил поесть в своей комнате, возможно, не хотел видеть гостий. Которые, в свою очередь, в отсутствии хозяина почувствовали себя намного свободнее. И выразилось это не только в том, что они явились на завтрак в привычной одежде и AV-очках, но в том, что Шанти решила уточнить:
– Скажи, ты хорошо спала? – И по ответному взгляду подруги поняла, что угодила в точку.
Адара допила апельсиновый сок – настоящий, а не продающуюся в агломерациях химическую смесь для ливеров, и медленно произнесла:
– Добро пожаловать в «Инферно».
– Что ты имеешь в виду?
– Прости, что не предупредила – мне строго запретили…
– Не извиняйся, – перебила подругу Шанти. – Что я видела? За ужином мне подсыпали наркотики?
– Можешь думать так.
– А на самом деле?
Адара помолчала, глядя подруге в глаза, после чего спросила:
– Ты ещё не догадалась? Не поняла, почему лорд Гамильтон купил именно этот дом? Что в нём привлекло внимание такого человека?
– А должна была догадаться?
На заднюю, выходящую к парку террасу, где завтракали девушки, вышла мисс Марлоу. Но не приблизилась, остановилась в дверях. Впрочем, все понимали, что экономке не требуется подходить, чтобы услышать разговор.
– В особняке живёт привидение.
Шанти ждала, что Адара улыбнётся. Ну, хоть обозначит улыбку. Или изобразит подмигивание. Или как-нибудь иначе даст знать, что не разделяет веру лорда Гамильтона в присутствие потусторонних сил. Однако подруга осталась серьёзной. А мисс Марлоу не отрываясь смотрела на Шанти. И именно взгляд нейросети заставил девушку проглотить почти вырвавшуюся фразу – ироничную, и нейтральным тоном осведомиться:
– Доказано?
– Лорд Гамильтон считает, что да.
– А ты?
– В первую ночь здесь я тоже видела странное, – рассказал Адара. – Дом всегда встречает гостей. Всегда. Потом – по-разному. Кто-то больше никогда не испытывает ничего подобного, кому-то видения приходят редко, а кому-то – каждую ночь. Такие люди выдерживают недолго и уезжают навсегда.
– Дом сам решает, кому остаться, – произнесла мисс Марлоу от двери. Не крикнула – произнесла, но девушки услышали.
– И вы ему позволяете? – не удержалась Шанти.
Адара вздрогнула, а нейросеть…
Нейросеть выдержала паузу, сохраняя на лице непроницаемое выражение, а затем неожиданно улыбнулась и громко произнесла:
– Мне нравится, что ты поняла, с кем имеешь дело.
И покинула террасу.
Улыбка у мисс Марлоу оказалась очень приятной.
– Ну ты даёшь, – выдохнула Адара после того, как за нейросетью закрылась дверь. – Я, признаться, её побаиваюсь.
– Я тоже, – не стала скрывать Шанти. – Но не смогла промолчать.
– Кажется, ей понравилось.
– Всё может быть. – Девушка закончила с завтраком, допила кофе и спросила: – Где я могу поработать?
– Мне нравится в зале «Астролябия», – ответила Адара. – Он под крышей башни левого крыла и битком набит старинными приборами. Мне там комфортно.
– В парке можно?
– Выбери место – и слуги принесут кресло или диван… в общем, всё, что захочешь.
– Вот и хорошо. – Шанти встала из-за стола. – Увидимся за обедом.
И неспешно направилась в парк.
Как получилось, что за крупнейшими европейскими рынками рабов прижилось название махала[6] не знал никто – само приклеилось и вошло в лексикон, поскольку полностью соответствовало смыслу и не вызывало отторжения или недоумения. И так же никто не имел понятия, почему самые крупные рынки имели имена собственные: махала «Луизиана», «Алабама», «Теннесси»… Точнее, в том, что большие рынки обретали названия, не было ничего необычного, почему имена оказались такими, вопросов тоже не возникало, но кто это придумал, оставалось неизвестным. И останется навсегда, поскольку такие мелочи на территориях никого не интересовали.