«Поскольку мы не смогли больше обнаружить никаких вражеских самолетов, мы повернули домой. Внезапно я увидел, что стрелка указателя температуры правого двигателя достигла максимального уровня. Должно быть, когда мы сбили «Москито», какой-то его обломок попал в радиатор. Я немедленно отключил правый двигатель, но так, чтобы затем иметь возможность снова запустить его перед посадкой.
Ганс Маттар связался с Твенте и передал на командный пункт нашей группы, что в скором времени мы будем садиться на одном двигателе. Однако наш аэродром был покрыт приземным туманом, и нам приказали лететь к Фехте. Однако я полетел к Твенте, чтобы самому убедиться, что приземлиться там невозможно. Опытных пилотов всегда влечет к своему аэродрому, как лошадей влечет к своей конюшне, но аэродром действительно был покрыт молочным супом, и о нормальной посадке там и не могло быть речи.
Мы были не в восторге от того, чтобы лететь к Фехте, потому что блуждание в темноте на одном двигателе отнюдь не было развлечением, но в 22.45 мы установили хороший визуальный контакт с аэродромом. Ганс Маттар сообщил на землю, что мы идем только на одном двигателе, и мы немедленно получили разрешение на посадку. Как только мы начали заход, я снова запустил правый двигатель, и, ориентируясь по аэродромным сигнальным огням, начал снижаться в направлении посадочной полосы с выпущенными шасси.
Как раз в тот момент, когда мы почти достигли границы аэродрома, я с тревогой увидел, что прямо передо мной другой самолет сел на бетонную взлетно-посадочную полосу с убранными шасси. Самолет заскользил по полосе, распыляя искры, словно комета, и в тот же момент аэродромные огни погасли.
И что теперь? Попытаться уйти на второй круг с одним неисправным двигателем было слишком опасно, но в критических ситуациях, таких как эта, каждый действует инстинктивно. Мы были уже настолько низко, что я мог видеть землю в свете своей посадочной фары, и со смешанными чувствами я решил садиться вслепую параллельно взлетно-посадочной полосе.
После нескольких сильных ударов машина остановилась на периферии аэродрома, но затем из правого двигателя показалось небольшое пламя. Пожарная команда прибыла на большой скорости, но ей уже нечего было делать, потому что, когда я выключил двигатель, огонь погас сам собой.
Все это произошло вследствие того, что самолет, севший с убранными шасси, не смог связаться с Фехтой, и на контрольно-диспетчерском пункте подумали, что это мы сели «на живот». Поэтому они немедленно выключили аэродромные огни, опасаясь британских ночных истребителей, так что моя последняя победа едва не решила нашу судьбу!»