Чудо

– Давай так, – сказал я. – Я не осуждать тебя пришел и не смеяться. Более того, я могу тебя отсюда вытащить. Но ты должен просто мне все рассказать. Как было.

– А вы кто?

– Я? Борис Андреевич. Не слышал?

– А почему в этом халате? Вы артист?

– В какой-то степени каждый из нас артист. А мне просто так нравится. Разве не красиво?

Глаза Дунаева расширились от любопытства. Кажется, ему никогда еще в голову не приходила мысль, что что-то не связанное с женщинами может быть красиво. Он издал звук, похожий на икание, но я принял его за согласие.

– Расскажешь, как все было? И я в этом же халате пойду к командиру части и замолвлю за тебя словечко.

Дунаев думал недолго. Надо сказать, что до сих пор он производил впечатление более или менее нормального юноши. И это казалось игрой. Вот-вот я ждал, что проявится его истинная сущность.

– Что тут рассказывать, – начал он, снова опустив глаза. – О Разломе уже давно много говорили в деревне и в части. Там всякое случалось. Я туда не ходил, хотя у нас бегали.

– Так?

– Потом приказали его оцепить. Значит, привезли сетку и колючую проволоку. И мы дня три посменно его обносили, устанавливали посты. В одном месте пришлось часть леса вырубать, чтобы все было правильно.

– Ничего необычного не было?

– В том-то и дело, что ничего. Все как обычно.

Ну же, парень? Где твои откровения? Дай же волю желанию поделиться, поведать дяде Боре все как было.

– Хорошо. А потом?

– Потом нас поставили на главном посту в караул.

– А какой главный?

– Тот, который ближе всего к части. Так сказать, парадный вход.

– Похоже, что вам повезло. Не в лесу же стояли.

– Ну, да. А ночью Петренко пошел в обход нашей зоны. И тут, понимаете… – Он нерешительно замялся.

О, кажется, начинается, подумал я.

– Что? Видения какие-то?

– А? Да нет. Я же не того, – он покрутил у виска.

Какая жалость.

– Конечно, конечно. – Я сделал максимально серьезное лицо и одобрительно кивнул.

– Нет, никаких видений, все штатно. Возвращается Петренко, но какой-то странный. Движется странно. Я говорю, на всякий случай и еще в шутку, мы так иногда шутим: «Стой, кто идет?» А он не засмеялся, а не своим голосом и так как-то громко очень, как из бочки: «Я Бог Отец. Здесь придет Сын мой».

Я подарил Дунаеву одну из своих улыбок, говорящую: «Ты на правильном пути, сынок».

– Скажу честно, что уже трухнул слегка, и говорю: «Петренко, что с тобой?!» Сам достаю оружие на всякий случай и невольно заряжаю. А он снова, как гром приглушенный: «Я Бог Отец. Здесь придет Сын мой».

– Так, и что?

– Но тут я вижу, что позади того стоит еще один Петренко и смотрит на меня и на этого, раскрыв рот от изумления.

Давай, Данте Алигьери, жги, подумал я.

– Ну, мне тут стало совсем не по-детски жутко. Но я пока не двигался и просто оцепенел с оружием в руках.

– А ты оружие на него направил? – уточнил я.

– На кого? А, нет, опустил в землю. Руки стали тяжелыми и как будто сами вниз пошли.

– Не по уставу. Оружие заряженное.

– Да, не по уставу. А по уставу мне надо было второе предупреждение сделать. И два предупредительных. А потом на поражение. Вот только… – Он опять замялся.

– Так?

Дунаев смотрел в сторону стеклянными глазами.

– Этот, который ближе был, вдруг исчез. И знаете что?

Я молчал, боясь лишить бойца вдохновения.

– И тут я не вижу, не слышу, но понимаю, что он прямо за мной. Я боюсь пошевелиться… – Он замер, и возникла пауза.

– Как это «понимаю»? – спросил я наконец.

– Не знаю, я просто это понимал.

– И что?

– Потом-тот голос раздался внутри меня, и очень-очень громко. А потом была за спиной такая яркая вспышка, что все передо мной стало видно, как днем.

– И Петренко? – спросил я, чувствуя, что мой рассказчик начал путаться в показаниях.

– Что Петренко?

– Его тоже стало видно, как днем? Он же перед тобой был.

– Не помню, – он удивленно посмотрел на меня. – Да, и Петренко. Точно. Но мы с ним не разговаривали. Я наконец смог двигаться, и побежал. Бросил оружие, и в лес. Я не все помню тут. Помню, что навстречу мне бежали какие-то люди. Зачем, я не думал. А потом. Утром нашли меня на опушке.

– Что ты там делал?

– Сидел.

– Просто сидел?

– Да, я там все время сидел. Но нашли меня только утром.

Я посмотрел на Дунаева и вдруг подумал, что он мог там и правда сидеть несколько часов, вообще ни о чем не думая. Такой у него был теперь вид. И вот я смотрел на него и думал, какой вердикт выносит рассказу этого солдата Борис Андреевич, то есть я. И признаюсь честно, пока вердикта я не вынес.

– Спасибо, рядовой. Скажи-ка, а Петренко твой рассказ подтвердит?

Он задумался на пару секунд.

– Должен. Разве нет?

– Ты мне скажи.

– Должен.

Я попросил оставить Дунаева в соседней комнате, а дверь туда не закрывал, и привести Петренко. Как я почему-то и ожидал, парень был рыжий, с голубыми глазами. Смотрел на меня очень запросто, явно выражая готовность поговорить.

– Рядовой Петренко?

– Да, он самый, – с ухмылкой начал он, – раб Божий, Бога наблюдавший. Шо вам рассказать?

Звук «г» он произносил с акцентом.

– Ну, давай сразу начнем с того момента, когда ты возвращался ночью на пост. Что ты увидел?

– Бога увидел. Егову.

– Егову? А как ты это понял?

– Шо?