Чудища из-за миров (СИ)

А так как у багровокрылого золотохребетника было вполне определённое место обитания во Вселенной, то он оказывался первой конкретной ниточкой, с помощью которой можно было бы размотать весь клубок недавних загадок. Так, по крайней мере, думал Демид.

Поэтому несмотря на возмущённые упрёки дяди Аскольда, он связался с КЧС и удерживал экстратерралога от антисоциального поведения, пока чудище выносили из дома. Только звонок от директора КЧС и письменное обещание допускать его к золотохребетнику в любое время — при жесточайшем соблюдения правил безопасности — немного успокоили учёного. Но расстались дядя и его племянник очень прохладно.

Это огорчило Демида, но дел было по горло. Он вернулся в город и отправился к сотруднику КЧС, сын которого наводнил квартиру духами. Точнее, существами явно поплотнее, чем духи, хотя не такими конкретно осязаемыми, как Полосатик.

Дверь открыл Толик.

— Я Демид Сверкалов из КЧС, — представился журналист. — Вот удостоверение.

— Папа говорил насчёт вас. Заходите. А духи? Смотрите, один из них: на зеркале. Нравится ему тут.

Демид глядел на растёкшееся по поверхности зеркала полупрозрачное существо, а оно дружелюбно помаргивало жгуче-чёрными глазками и складывало губы в трубочку. Ну, просто привидение из мультика.

— Он говорит?

— Нет, только чирикает иногда в ответ.

— Ладно. Тогда я хотел бы поговорить с блондином.

— Он спит на лоджии.

— Я его, пожалуй, разбужу.

Ох, и странной личностью оказался блондин!

Родился он в то время, когда проблемы, о которых ему пришло в голову рассуждать, не были до конца решены. Собственно, не решены (да и зачем?) они и поныне.

Первая проблема появилась на уроке математики. Учитель, вынимая мел из коробочки, а также позже, рисуя цыфирки и буковки, говорил умные, но странные и не совсем правильные, с точки зрения мальчика, фразы:

— Математика является единственной наукой в мире, которая безусловно и всегда права. Только она безошибочно описывает реальность. Не существуют такие взгляды, которые бы противоречили математической истине. Если я учу вас, что два плюс два есть четыре, значит, так оно и есть. Четыре! Это невозможно отрицать. Два плюс два не равно ни одному, ни двум, ни трём.

— А может ли два плюс два равняться часу? — с любопытством спросил мальчик. — Или, чтобы два и два давало в результате метр?

Учитель был ошеломлён:

— Что ты плетёшь? Выйди из класса!

А он не понимал, почему должен куда-то выходить? Что такое два? И что такое другое два? Можно ли их увидеть или взять в руки? Если нет, то зачем они? Что это за идиотское описание реальности в цыфирьках?

— Может ли математика определить, сколько будет час плюс метр? — спросил он учителя на следующем уроке.

— А зачем, чёрт побери?!

— Затем, что метры и часы существуют наяву и вместе, и это куда большая правда, чем ваши два и два. Потому что мы живем не во времени, не в пространстве, а в времяпространстве. Разве вы этого не знаете?

— Я сказал: выйди из класса!

Что делать, вышел. И уже не вернулся. Был это решительный конец систематического образования молодого ума.

Через тридцать лет, когда на носу появились чудовищные очки-окуляры, виски осветлила седина, а ум выжгли тяжелые дороги, которыми ходил его разум, пришлось ему ещё раз помериться силой с иррациональностью мира. Был к тому времени увенчан дюжиной научных и почётных степеней, лауреатом множества престижных премий и человеком в научных и околонаучных кругах известным и уважаемым. В этот раз должен был победить.

— Мы живем в мире религии. Метафизики. Эзотерических и трансцендентальных наук со стремлениями к описанию действительности, — говорил он, обращаясь к залу. — Одни преподносят нам математику, как инструмент для описания любых тонкостей нашего мира. Но при этом они часто неспособны провести различие между умозрительным и доказанным, между аксиомой, которая является мифом, и доказанной на основе аксиомы теоремой, которая миф такой умножает. Другие признают физику, свято веря, что всё, что брошено сверху, упадёт вниз, на самом деле не умея доказать, что не улетит ещё выше. В конечном итоге, что это за наука, которая утверждает, что что-то упадет только потому, что уже упало не раз, да ещё подтверждает это формулами.

Поднял над головой яблоко, которое до поры до времени сжимал в ладони.

— Кто докажет, что яблоко, которое в настоящий момент я держу в руке, не полетит вверх, если его отпущу?

Мистер в черном длинном фраке поднялся из группы ему подобных.

— Очевидно, что яблоко упадет. Не может полететь вверх, потому что существует гравитация. Гравитация же существует, поскольку…

Не успел закончить фразу, потому что яблоко парило под потолком. Из упрямства полетело вверх?

— Но как?!

— А почему бы и нет? Попробуйте сами.

— Да, но…

Он не ждал, пока чёрный фрак подыщет слова. Теперь принялся рассматривать уже другую проблему.

— Сейчас я докажу вам, что два и два совсем не должно равняться четырём.

Люди, уже шокированные предыдущим опытом, теперь возмутились не на шутку. Однако, несмотря на угрозы и насмешки, ему разрешили продолжать.