Уилл увидел горящие синие глаза на измождённом лице с упрямым подбородком, небритым уже несколько дней, изрезанным болью, и худое тело, завернувшееся в тяжёлый плащ, украшенный перьями.
Шаман увидел мальчика, ещё более молодого, чем он думал, чьё худое тело дрожало в изорванной рубашке, с усталым, независимым и осторожным выражением лица, бурлящего любопытством. Его глаза были широко распахнуты под прямыми чёрными бровями, так похожими на брови его матери…
Они как раз начали понимать кое-что ещё.
Но в этот самый момент, когда свет лампы упал на лицо Джона Парри, что-то просвистело вниз из бурлящего неба, и он упал мёртвым, прежде чем он успел сказать хоть слово, со стрелой в груди. Деймон-скопа исчезла в ту же секунду.
Уилл мог только беспомощно сидеть.
Краем глаза он увидел какое-то движение, его правая рука тут же дёрнулась, и он обнаружил, что схватил снегиря, деймона, красногрудого и перепуганного.
— Нет! Нет! — закричала ведьма Юта Камайнен, и упала рядом с ним, схватившись за сердце, неуклюже упав на каменистую землю и снова поднявшись.
Но прежде, чем она успела встать, Уилл был перед ней, а скрытный нож был прижат к её горлу.
— Зачем ты это сделала? — закричал он. — Зачем ты убила его?
— Потому что я любила его, и он отказался от меня! Я ведьма! Я не прощаю!
И, будучи ведьмой, она бы не испугалась мальчика. Но она боялась Уилла. Этот маленький раненый человечек содержал в себе большую силу и опасность, чем она когда-либо встречала в человеке, и это сломало её. Она поползла назад, а он последовал за ней и схватил её за волосы левой рукой, не чувствуя боли, ощущая лишь невероятное, сокрушительное отчаяние.
— Ты не знаешь, кто он, — кричал он. — Он был мой отец!
Она затрясла головой и прошептала: «Нет! Нет! Этогоне может быть! Невозможно!»
— Думаешь, вещь должны быть возможными? Они должны быть истинными! Он был мой отец, и мы оба не знали этого до той самой секунды, пока ты не убила его! Ведьма, я ждал всю свою жизнь, и прошёл весь этот путь, и я нашёл его, и ты убила его…
Он встряхнул её, как тряпку, и швырнул её на землю, наполовину оглушив её. Её удивление было ещё большим, чем её страх перед ним, который был силён. Она с трудом поднялась и, умоляя, схватила его за рубашку. Он отшвырнул её руку.
— Что он тебе сделал, что тебе надо было убить его? — крикнул он. — Скажи мне, если можешь!
Она посмотрела на мёртвого мужчину. Затем она опять посмотрела на Уилла и печально покачала головой.
— Нет, я не могу объяснить, — сказала она. — Ты слишком молод. Это ничего тебе не скажет. Я любила его. Это всё. Этого достаточно.
И, прежде, чем Уилл мог остановить её, она упала на землю, воткнув себе в грудь нож, который она сняла с собственного пояса.
Уилл не почувствовал ужаса, только пустоту и удивление.
Он медленно встал и посмотрел на мёртвую ведьму, лежавшую у его ног, на её чёрные волосы, гладкие щёки, её бледные руки, её губы, раздвинутые, как при поцелуе.
— Я не понимаю, — сказал он вслух. — Это слишком странно.
Уилл повернулся к мертвецу, который был его отцом.
Тысячи слов толпились в его горле, и только хлещущий дождь охлаждал его горящие глаза. Маленькая лампа всё ещё мерцала, вспыхивая, когда вода проникала внутрь, и в её свете Уилл опустился на землю и прикоснулся к телу отца, касаясь его лица, его плеч, его груди, закрывая его глаза, отводя мокрые седые волосы со лба, прижимая ладони к колючим щекам, закрывая рот, сжимая его ладони.
— Отец, — сказал он, — папа, папочка… отец… Я не понимаю, почему она это сделала. Это для меня слишком странно. Но чего бы ты ни хотел, я обещаю, я клянусь, я сделаю это. Я буду драться. Я буду воином. Я буду. Этот нож, я отнесу его к лорду Азраилу, где бы он ни был, и помогу ему сражаться с этим врагом. Ты можешь отдохнуть. Всё хорошо. Ты можешь спать.
Рядом с мёртвым телом лежала кожаная сумка, куски кожи, лампа и маленькая костяная коробочка с мазью из кровомха. Уилл поднял их, а затем он заметил плащ своего отца, лежащий на земле, тяжёлый и промокший, но тёплый. Его отцу он больше не был нужен, а Уилл трясся от холода. Он расстегнул бронзовую заколку на горле отца и, скинув с плеча сумку, завернулся в плащ.
Он задул лампу, и ещё раз посмотрел на еле заметные силуэты отца, ведьмы и снова отца, прежде чем повернуться и отправиться обратно.
Грозовой воздух был полон шёпотов, а в порывах ветра Уилл слышал и другие звуки: эхо криков и заклинаний, звон металла о металл, глухие взмахи крыльев, однажды прозвучавших настолько близко, что, казалось они звучали у него в голове, а в следующий момент так далеко, что, казалось, это было на другой планете. Камни под ногами были скользкими и шатались, и спускаться вниз было гораздо труднее, чем подниматься. Но он не споткнулся.
И когда он повернул в маленький овраг, рядом с тем местом, где он оставил спящую Лиру, он внезапно остановился. Прямо перед ним, в темноте, стояли две фигуры.
Уилл положил руку на рукоять ножа.
Затем одна из фигур заговорила.