Чудесный день в аду

– Костя, я не бездушная машина. Ты это прекрасно знаешь. Но есть неумолимые законы войны, которые мы призваны безоговорочно исполнять. И преступи мы их, тут же станем трупами в никому не известной летописи войны. Но вот ты как командир отделения несешь в этом случае ответственность только за жизни своих солдат. Не только перед собой, перед командованием, но и перед Господом. А я отвечаю и за твою жизнь, и за жизнь твоих бойцов, и за жизнь саперов, и за жизнь приданного нам радиста группы связи, и за выполнение задания, то есть за спасение экипажа сбитого вертолета. Не только перед своей совестью, но и перед вашими близкими, перед командованием и, самое главное, перед Господом. И я буду делать все, что от меня зависит, и даже то, что не зависит, чтоб ваши задницы, и свою в том числе, притащить домой и вернуть близким в целости и сохранности. Даже если они будут где-то подштопаны, подремонтированы военными медиками, но целые, живые, я буду считать, что офицерские погоны носил не зря…

– Я не об этом, – сказал Костя. – Мы иногда становимся безжалостными… Злыми. Понимаю, что это – жизненная необходимость. Понимаю, что это – зло во благо. Но очень трудно с этим смириться. Хотя это наша работа. Мы сами избрали эту стезю и идем по ней многие годы. Но, может быть, возраст сказывается… Все труднее становится убивать.

– Не убьешь ты – убьют тебя. Расхожий довод, но верный. Войны начинают политики, но гибнут в них солдаты. И с одной, и с другой стороны. Из-за политических амбиций лидеров, которые не смогли преодолеть свою спесь и сесть за стол, чтоб решить свои проблемы за чаркой горилки, мы бьемся со своим же народом. С такими же россиянами, как и мы. Ты думаешь, я этого не понимаю? Или не понимают те, кто стоит у руля с чеченской стороны? Не сомневайся, понимают! Но пущенную стрелу не остановишь. Хотя, поверь мне, победы в этой войне не будет. Будет череда замирений, договоров, но пламя войны будет тлеть постоянно. Меняться будут только ее формы…

– И это понятно… – начал Костя…

– А если понятно, спи давай! – пробурчал Седой, отворачиваясь.

Костян рывком поднял корпус и сел, охватив руками колени.

– Ты помнишь наш выход в «зеленку» под Бараками?

– У нас там были выходы через ночь-полночь. Я что, могу все помнить?

– Этот ты помнишь, Седой, не лукавь! Мы тогда случайно наткнулись на деда с пацаном, которые гнали в Бараки отару овец. И прапорщик Сидорко зарезал обоих, хотя дураку было ясно, что они не разведчики…

– И к чему ты это вспомнил?

– А к тому, что через несколько дней ты набил Сидорке морду по какому-то пустяковому поводу.

– Ну, набил. Потому что достал…

– Да все в отряде знали, за что набил! За деда с пацаном… Тогда, чтоб не раздувать кадило, Сидорко отправили дослуживать в Кабульский гарнизон, а ты отсидел пятнадцать суток в зиндане. И все тебя уважали за это. Даже замполит в курилке проговорился: я, мол, поступил бы так же, как ваш старший сержант…

– И что? – Седой тоже поднялся. – Эх! Закурить бы…

– А сейчас смог бы поступить так же?

– А я сейчас таскаю в рюкзаке фляжку с водкой.

– А при чем здесь водка? – Даже в темноте было видно, как расширились от удивления черные цыганистые глаза Костяна.

– А был уже аналогичный случай. Под Курчалоем шли вот так же – лесами на бандитскую базу. И напоролись на пацана лет четырнадцати. Причем шел он со стороны базы. Чтоб нейтрализовать его, я налил ему кружку водяры и заставил выпить. Минут через десять гаркнул зверским голосом: «Встать!» Пацан вскочил, и его тут же кинуло в сторону. Он боком-боком, и рухнул в кусты…

Костя коротко хохотнул и завалился на спину.

– Хороший способ нейтрализации противника… – уже засыпая, пробурчал он.

Глава 9

Тон-вызов рации, положенной Седым на землю у самого уха, коротко пискнул.

Командир вздернулся и схватил рацию, еще толком не проснувшись. По привычке кинул взгляд на светящийся циферблат часов: 4.14. Небо на востоке только-только начало сереть, нечетко высветив верхушки деревьев.

– Командир, я первая точка. На связь, прием, – пробормотала рация, и Седой узнал голос Ушлого.

– На связи, – ответил Седой, прокашливаясь.

– На просеке пару раз мигнул фонарь. Похоже, к нам гости.

– Движение видел?

– Нет. Темно еще. Но свет фонаря переместился ближе к нам, когда мигнул вторично. «Ночник» у нас сдох, – виновато пробубнил Ушлый. – Аккумулятор сел…

– Так не хрен было гонять ПНВ без толку! Смотри внимательно. Уже светает. Скоро можно будет разглядеть, кто там ночью шарится по горам с фонариком… Ждите, я иду к вам!

Седой тронул за плечо Костяна. Разведчик мгновенно приподнялся на локтях.

– Тихо, Костя! – прошипел Седой, прикрывая ладонью рот Костяна. – Поднимай пацанов, а я прошвырнусь к дозорным. Что-то они там увидели.

Он набросил на плечи разгрузку и стал застегивать ремни.

– Ты возьми Кефира, посмотрите, как нам отсюда уходить без шума и, по возможности, чтобы следов не оставить. Я так думаю, «духи» от хутора пришли сюда по нашим следам…

– Понял, командир! – тихо ответил Костян и скользнул к каменной нише, в которой вповалку спали пацаны.