Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

Конечно, островъ Мальта и образъ жизни рыцарей не очень подходили человѣку, ищущему веселаго времяпровожденья, и больше напоминаютъ мѣсто, куда ѣздятъ поучаться и брать примѣръ строгой и духовной жизни, но такъ какъ Іосифъ, повторяю, ничего еще не видѣлъ и, кромѣ того, имѣлъ искрениее и сильное влеченіе къ занятіямъ, то онъ очень радовался и интересовался всѣмъ устройствомъ и жизнью ордена и завелъ много знакомствъ, насколько пріятныхъ и поучительныхъ, иастолько и могущихъ быть полезными впослѣдствіи. Кавалеръ д’Аквино, вѣроятно, принимая въ соображеніе молодость своего сиутника и боясь, чтобы онъ все-таки не соскучился, на рыцарскомъ островѣ, преддожилъ ему проѣхаться въ Испанію, на что Іосифъ, конечно, съ радостью и согласился. Братъ же Пуццо остался на Мальтѣ.

Море производило иа Іосифа необыкновенное впечатлѣніе. Несмотря на то, что все его путешествіе состояло изъ коротенькаго переѣзда съ Сициліи на Мальту и болѣе значительной, но тоже неболыной переправы съ острова на Испанскій материкъ, — ему казалось, глядя на широкія блестящія волны и пѣнныя борозды корабля, что онъ объѣхалъ чуть не весь міръ, побывалъ и въ Турціи, и въ Египтѣ, и на Родосѣ.

Ночи были безлунны, но все небо было засыпано звѣздами, какъ золотыми зернами. Часто на палубѣ кавалеръ бесѣдовалъ съ Бальзамо. Откинувъ назадъ голову, какъ онъ имѣлъ привычку дѣлать, исполненный блестящихъ плановъ, Іосифъ говорилъ:

— Какія звѣзды, синьоръ! И это все міры, въ сотни разъ большіе, чѣмъ наша планета. А сколько солнечныхъ системъ! Какъ міръ огроменъ, таинственъ и прекрасенъ! И подумать, что человѣкъ, пылинка, можетъ пріобрѣсти власть надъ, всѣми вселенными. Сказать: «стой, солнце!», и оно остановится. Можно умереть отъ восторга, сознавая все величіе человѣческаго духа!

— Ты — львенокъ, Іосифъ! — говорилъ кавалеръ, а Бальзамо, не опуская головы, широко разводилъ руками, будто хотѣлъ заключить въ объятія весь звѣздный куполъ, всѣ земли, и море, и палубу, и кофейный столикъ, на которомъ дымились чашки, и желтѣла рюмка съ ромомъ, такъ какъ Бальзамо до такой степени пристрастился къ кофею, что не могь и часу существовать безъ него.

— Я завоюю весь міръ! — воскликнулъ Іосифъ послѣ молчанія.

Кавалеръ посмотрѣлъ на него удивленно. Тотъ продолжалъ медленно, словно читая въ небѣ написанныя слова:

— Я овладѣю силами природы, земными, водяными, огненными и воздушными! Я овладѣю сердцами людей, ихъ душами, ихъ волею. Я сдѣлаюсь могущественнѣе Цезаря, Александра и Тамерлана — и на землѣ настанутъ благость, миръ и кротость!

— Ты овладѣешь прежде всего самимъ собою, своими страстями и желаніями и освободишь свой духъ.

— Да, конечно! — отвѣтилъ Іосифъ уже обычнымъ тономъ и принялся за кофей.

— Потому что это большое искушеніе — власть, особенно власть духа. Одно изъ трехъ искушеній Іисусу.

— Но я чувствую въ себѣ такую силу!

— Сила въ тебѣ велика, тѣмъ осторожнѣе нужно съ нею обращаться. И потомъ не слѣдуетъ забывать повиновенья. Кто не умѣетъ повиноваться, едва ли сможетъ повелѣвать.

— Развѣ я когда-нибудь нарушалъ послушаніе? — спросилъ Іосифъ, ласково беря за руку Аквино.

Тотъ задумчиво посмотрѣлъ за бортъ.

— Іосифъ, тебѣ предстоитъ великая будущность, но и великія исиытанія, но Богъ тебѣ поможетъ.

Бальзамо тряхнулъ волосами, будто онъ былъ такъ увѣренъ въ своихъ силахъ, что почти не нуждался въ помощи, и ничего не отвѣтилъ.

Кофей уже простылъ, ромъ былъ выпитъ, на синемъ-синемь небѣ будто воочію вращался звѣздный кругъ; отъ Юпитера шелъ блѣдный столбъ въ водѣ разбиваемый ночной рябью, и теплый, почти удушливый вѣтеръ доносилъ широкими потоками изрѣдка горьковатый запахъ померанцевъ. Они приближались къ Испаніи.

4

Шелъ уже второй годъ, какъ уѣхалъ Іосифъ и все не возвращался. Старый Бальзамо схватилъ гдѣ-то злокачественную лихорадку, которую не выдержалъ его уже некрѣпкій организмъ. Послѣ смерти мужа, Феличе сама вела торговлю, расплатилась съ кредиторами и наняла знающаго приказчика. Но, конечно, она думала, что было бы гораздо лучше, если бы скорѣе вернулся сынъ и взялъ все въ свои руки. Особенно теперь, когда она и сама свалилась съ ногъ и совершенно не знала, какъ окончится ея болѣзнь. Съ отъѣздомъ Іосифа и смертью стараго Пьетро сами комнаты стали какъ-то темнѣе, меньше и казались болѣе пыльными и затхлыми. Феличе лежала на той же кровати, гдѣ родился Іосифъ, покрытая тѣмъ же одѣяломъ, и печально думала о своей одинокой теперь жизни и, можетъ-быть, близкой смерти. Вдругъ она услышала, какъ брякнуло кольцо у входной двери, еще разъ, еще… сильнѣе — и въ комнату быстро вошелъ коренастый молодой щеголь такихъ лѣтъ, когда уже нужно бриться черезъ день. Онъ быстро подошелъ къ кровати, отдернулъ пологъ.

— Джузеппе, дитя мое!

— Милая мама, добрый день.