Наверно, со стороны прыжок его выглядел странно: существо, ушедшее по грудь в песок, делает судорожное движение, вырывает несколько сантиметров тела из плена, продвигается на полметра вперед и тут же почти полностью пропадает из виду.
Прыжок был ошибкой, простительной только потому, что Павлышу никогда раньше ни с болотами, ни с зыбучими песками сталкиваться не приходилось. Теперь над поверхностью, чуть колышущейся, вздыбливающейся пузырями, виднелась лишь верхняя половина шлема и кисти рук. Павлыш скосил глаза и увидел, что черная граница песка медленно, но ощутимо поднимается по прозрачному забралу. Павлыш пока не беспокоился - все произошло так быстро и внезапно, что он просто не успел толком обеспокоиться. Стараясь не делать лишних движений, потому что каждое движение лишь погружало его глубже, Павлыш повернул голову к далекому мысу. Огонек светил. Ждал. Пришлось задрать голову, над песком осталась лишь верхушка шлема с ненужной антенной, настроенной на корабль, в котором никто его не услышит. И еще через несколько секунд огонек пропал. И все пропало. Было темно, страшно тесно и совершенно непонятно, что же делать дальше.
Страх пришел с темнотой. Павлыш понял, что дышит часто и неглубоко, не хватало воздуха, хотя это и было неправдой - баллоны добросовестно выдавали ровно столько воздуха, сколько положено. Шлем был достаточно тверд, так что угроза погибнуть от удушья не возникала. Погибнуть… И как только это слово промелькнуло в мыслях, то зацепилось за что-то в мозгу и осталось там. Погибнуть. А ведь в этой яме можно в два счета погибнуть.
Слово имело какую-то магическую силу. Это было отвратительное слово, лживое, злое. Павлыш понимал, что оно не может к нему относиться, потому что… потому что его ждут. Его ждет Глеб Бауэр, и Кира Ткаченко, и штурман Батурин - без Павлыша они тоже погибнут. И если когда-нибудь придет сюда корабль, а он обязательно придет, но будет поздно, если придет сюда корабль, то они найдут тела второй вахты в анабиозных ваннах, найдут тела погибших, поймут, что кто-то оставался на корабле и потом исчез. Будут его искать - и, конечно, никогда не найдут. Даже если планету заселят, множество людей будет жить на ней, построят города и проложат дороги - все равно никто никогда не найдет доктора Павлыша, тридцати четырех лет, шатена, рост сто восемьдесят три, глаза голубые…
- А ну хватит, - сказал себе Павлыш. - Так можно думать до рассвета.
Надо было выбираться. Павлыш понял, что совсем не собирается погибать в этой проклятой яме. Следовало отыскать выход из ловушки. Вот и все.
Твердый песок за спиной. Больше рисковать нельзя. Никаких движений вперед, - только назад, к берегу.
Павлыш попробовал поднять руки. Это можно было сделать, но с трудом, песок был тугим и тяжелым. Павлыш попытался подгребать руками вперед, но лишь глубже ушел в жижу, и пришлось снова замереть, чтобы побороть вспышку паники, сжавшую мозг. Паника была иррациональна - тело, ощутившее близость гибели, начало метаться.
Павлыш переждал панику на борту. Он уже знал, что сильнее ее, он оставался на капитанском мостике - бунтари же бесцельно бегали по палубе и размахивали руками. И тут неожиданно ноги, пальцы ног, ощутили твердую почву.
- Великолепно, - сказал Павлыш, успокаивая бунтарей и трусов, гнездившихся в его теле. - Я же вам всегда говорил, что эта трясина не бездонна. Обычная яма. Мы стоим на дне и теперь спокойно и неторопливо пойдем обратно.
Сказать было легче, чем сделать. Песок не хотел отпускать Павлыша и тянул его вниз, в глубину, дно было скользким и ненадежным. - Но Павлыш все-таки сделал шаг вверх по склону ямы и, сделав его, понял, что он чертовски устал. Особенно мешал груз жижи. Почему-то представился водолаз, медленно идущий в глубине…
- Стойте, - сказал Павлыш. - Мы догадались.
Через минуту правая рука пробилась сквозь песок и нащупала кнопку подачи воздуха. Павлыш выжал ее до отказа и не отпускал, пока воздух, сдавливавший горло, грозящий выжать из орбит глаза, останавливающий сердце, не наполнил скафандр настолько, что следующий шаг наверх дался значительно легче…
С Павлыш отпустил кнопку подачи воздуха лишь тогда, когда вылез по пояс из зыбучего песка и, стерев свободной рукой грязь с шлема, увидел огонек. Тот горел.
4
Павлыш долго сидел на берегу, вытянув ноги и позволяя волнам накатываться на них. Он улыбался, не мог не улыбаться и несколько раз поднимал руки, чтобы убедиться, как им легко и свободно живется на воздухе.
Река текла в море так же спокойно, как и раньше, и совершенно невозможно было угадать место недавнего заточения. Песок разгладился, смирился с потерей пленника - ждал новых жертв.
Но главная задача так и не была решена. Река преграждала дорогу, и реку следовало перейти, чтобы продолжить путь по ровному берегу, начинавшемуся снова в каких-то ста метрах от Павлыша.