Умозрительная идея Ломброзо не развивалась. Однако в двадцатом столетии к этой теме вернулись. Тот же подъем мысли, что следовал за всеми революциями, коснулся и проблемы высшего таланта. Во всех областях жизни и науки появилось тогда ощущение, что люди глотнули кислорода, выйдя из тесной духоты. Этот крутой стремительный взлет творческого духа подарил России, как некогда Франции и Англии, десятки имен, составивших эпоху в своем деле. В музыке и поэзии, искусстве и литературе, в науке зазвучали новые идеи, гигантские проекты, поражающие гипотезы. Размах любого из начинаний подсознательно отражал чувство всемирности, охватившее самых спокойных и приземленных. Среди прочих научных и организационных идей Бехтерева появилось тогда предложение об устройстве Пантеона мозга – гигантском институте, где изучались бы особенности творчества великих людей, черты их психологии, анатомии и образа мышления. Однако Бехтерев был не первым. Надо вспомнить и оценить по достоинству труды ныне забытого ученого, автора гипотезы, к которой (не исключено) еще вернутся психологи, познающие творчество.
Без степеней и званий – преподаватель Уральского университета доктор Сегалин. Он основал единственный в мире журнал, который выходил четыре года, привлекая к себе внимание и участие крупнейших мировых психологов и психиатров. Сейчас выпуски «Клинического архива гениальности и одаренности» – библиографическая редкость.
Сегалин утверждал (и все работы, печатавшиеся в журнале, подтверждали это), что высокая одаренность – результат встречи двух родовых, наследственных линий, одна из которых несет в себе потенциальные умственные способности, а другая – хоть мельчайшую психическую ненормальность. Ненормальность не обязательно в виде сумасшествия, явного психоза, – нет, лишь незначительное отклонение от среднего, какую-то, как сказали бы инженеры, сдвинутость психических характеристик. В этой парадоксальной (без исключений подтвержденной огромным количеством фактов, десятками родословных и биографий) гипотезе содержалась мысль, над которой сегодняшние исследователи мозга, вероятно, не откажутся подумать. Простая мысль: механизм одаренности каким-то неведомым образом запускается в ход на полную мощность, если его растормаживает, выбивает из-под него колодки тот же психический сдвиг, который растормаживал (увы!) поступки и разум больных родителей (или предков) человека, проявляющего теперь талант.
Но об этом довольно. Отдельные заметки могут лишь скомпрометировать науку, еще находящуюся в зачаточном состоянии.
Сейчас исследования движений разума широко и настойчиво проводятся во всех странах. Так, группой американских психологов выпущена книга «Ранние умственные черты трехсот гениев». Кстати, выяснено, что раннее проявление таланта вовсе не обязательно. Моцарт в пять лет уже был блестящим музыкантом. Исполнив потрясенным гостям великолепные импровизации, он принимался прыгать по комнате на отцовской палке. В совсем детском возрасте обнаружили математические способности Гаусс и Винер. Древний поэт Овидий буквально говорил стихами, едва выучившись говорить. Но сотни ранних развитии соседствуют с таким же количеством одаренных людей, развившихся очень поздно, а в школе даже слывших безнадежно посредственными (Чайковский, Бехтерев, Врубель, Лобачевский). Выпускаются книги генетических наследственных исследований. И здесь никаких закономерностей. Род Бахов, например, в восьми поколениях подряд дал пятьдесят семь выдающихся музыкантов и одного гения; три поколения Тицианов подарили человечеству десять известных художников. А в абсолютном большинстве родов появление великого таланта – лишь случайный всплеск, уже не повторяющийся в потомках.
Врожденный характер одаренности вовсе не подвергается сомнению (безразлично, идет ли речь о художественном или научном даровании), но властное вмешательство окружающего мира, обстоятельств жизни начинает сказываться буквально в первые секунды рождения. Несколько лет назад мир облетела сенсация: южноафриканский исследователь профессор Хейнс разработал некий новый способ обезболивания родов, побочное следствие которого состояло в том, что рождающийся малыш был избавлен от почти неизбежных при обычных родах травм и, кроме того, получал увеличенную дозу кислорода (вместо обычного недостатка воздуха). Через некоторое время врачи с удивлением обнаружили, что дети, принятые ими по этому методу, одарены значительно более своих ровесников, а примерно каждый второй из родившихся таким образом вообще одарен чрезвычайно.