С утра стали менять отражения, медленно, основательно. Я как временный инвалид был освобожден от колдовства. Рука ныла, боль поднялась выше, иногда постреливая то в запястье, то в локоть.
Мы часто останавливались отдохнуть. Рассаживаясь в траве, подолгу обсуждали дипломы. Никуда не торопились. Потом я долго вспоминал эту дорогу, как время счастья. Сутки перехода слились в одно событие.
Мы с Рыженькой, не сговариваясь, старались сесть рядом. Линда иногда замечала это - и садилась напротив. Иногда - случайно или назло - не замечала и вклинивалась между нами. И это тоже было хорошо, потому что тогда мы могли с Рыжей кидать друг на друга незначительные взгляды, легкие, как касание бабочкиного крыла, и смущенно отводить глаза, если вдруг эти взгляды встречались: они в этот миг тяжелели и приобретали слишком явный смысл.
До Школы мы добрались ночью, в глухую пору, когда спят даже сны. Перелезли через стену - пришли мы, конечно, не со стороны ворот, - привычно залезли в мое окно.
Девушки ушли к себе, а я лег на сундук и до утра маялся в полусне.
Вялый, уставший встал я на завтрак.
Подсел к девчатам, ответив на их приветствие легким кивком. Мы молча ели, не отвечая на кидаемые на нас со всех сторон взгляды. Мне было не до любопытных, я прятал раненую кисть в рукав, пытаясь справиться с завтраком одной рукой. Утомительно было класть ложку, отламывать хлеб, снова брать ложку, снова класть ее…
Из-за преподавательского стола на нас смотрели, как на привидений. Знают ли?
Деда не было.
После завтрака мы с девчатами разбрелись. Оле пошла писать письмо домой (хороший адресок - королевский дворец?), Линда помчалась к магистру Сехробу. Я тоже решил доложиться.
На лестнице меня догнала тетка Алессандра. Она тряслась, ее распирало желание обнять меня.
–Да, магистр Калипса, я вас слушаю, - сказал я вяло.
–С тобой все в порядке? - спросила она, волнуясь. - Ты так внезапно исчез, и о вас не было ничего известно целые сутки! Все мы очень переживали…
Она переживала, я чувствовал.
–Право, не стоит так… - пробормотал я.
Алессандра сдержалась и не расцеловала меня. Я мысленно поблагодарил ее за это.
…Подозрительная таверна называлась "Зеленая лягушка", вдруг вспомнилось мне…
Я постучал. В коридоре шумели, и я не расслышал, что сказал дед. Мне показалось, что-то вроде "войдите". Я вошел - и понял, что ошибся. Арбин с Эмиром сидели в глубине на диване, обнявшись.
–Извините, я, кажется, не вовремя, - смутился я и попятился обратно. - Я зайду попозже.
–А! Виновник торжества! - закричал дед, бросаясь ко мне. Он втащил меня в кабинет и захлопнул дверь.
–Ну, рассказывай, куда исчезли? - потребовал он, посадив меня между собой и Эмиром.
Между ними я чувствовал себя неуютно. Старательно не смотря на отца, который начал морщиться, как только я сел -это было совсем неприятно, - я сказал:
–Извините, магистр Эмир, что я там не остался. Я подумал, что появился слишком быстро, нас наверняка не ждали. Вернее, совершенно не ждали, - прибавил я, вспомнив, как стеной стояли охранник и ведьмочка-секретарша. - Даже не хотели пускать, - я попытался оправдаться, вспомнив заодно и то, какой погром там случился, когда я вытряхнул арестанта. - Я принес его в руке, - сказал я, - а он пытался вырваться. И когда меня задержали и не пускали, мне пришлось его выпустить, потому что… В общем, пришлось, - неловко закончил я. - А еще… ведь вы мне разрешили идти через отражения? - я неуверенно оглянулся на Эмира, он резко кивнул, лицо застыло. - Но письменного разрешения у меня не было, получается, я нарушил закон, употребив запретную магию. И когда я это вспомнил, я решил уйти, чтобы не объясняться…
–В этом весь ты, - сердито заметил дед. - Чтобы не объясняться! А кто за тебя должен объясняться? Бросил опасного преступника, а сам сбежал! Еще и исчез! Где вы гуляли двое суток? И покажи, наконец, руку!
Я вытащил ладонь.
–Неужели сложно сообразить, что если тебя послали с заданием употребить чертову запретную магию, то за количеством никто следить не будет, - бормотал дед в бороду, разглядывая заживающую рану, осторожно щупая твердые края.
Я морщился, но молчал. Краем глаза я заметил, что отец тоже смотрит на мою руку, и щека его, обращенная ко мне, подергивается. Мне стало противно, и я усилием воли заставил себя не морщиться.
Кабинет заполняла полутьма, только горел огонь в камине, потрескивая.
Вдруг прихватило голову, как будто невидимый великан проверял ее, как арбуз, на зрелость: вспомнился монотонный треск, надоедливый запах жасмина… по языку пополз неизвестный горьковатый вкус, затошнило.
Пытаясь избавиться от наваждения, я так сильно затряс головой, что Арбин прикрикнул:
–Сиди тихо!
Тонкая ладонь отца легла мне на затылок, и дурнота быстро исчезла. Я сидел, боясь пошевелиться.
Наконец дед отпустил мою страдальческую руку.
–Заживает, как на собаке, - сказал он уже спокойно. Откинулся к мягкой спинке дивана и принял расслабленную позу. Отец с другой стороны повторил его движение.
Мне не хотелось делать так же. Получилось бы слишком по-семейному, а мое настроение не подходило к этому ощущению.