Чудаки

Знал: там всегда стоял завернутый в телогрейку приготовленный ему сыном ужин. Изредка суп, сладкая тыквенная каша или молодая кукуруза, а чаще картошка: тушеная, печеная, вареная — «в мундире» или очищенная.

И на этот раз Сашко подал на стол картошку. Хоть и была она постная и разварившаяся, отец и сторож, выпив, уплетали ее с луком за обе щеки.

Сашко сидел на лавке у окна насупленный, злой. Листал учебник ботаники, который ему дала сегодня Валентина Михайловна. «Возьми, — говорит, — у меня их два».

— А ты почему не ешь? — спросил Шморгун.

— Не хочу. — А у самого от голода сосало под ложечкой.

Сашко с такой неприкрытой ненавистью взглянул на Шморгуна, что тот поперхнулся.

Закусили. Шморгун вытащил из бокового кармана папиросы. Чиркнул спичкой, сначала сам закурил, потом дал Павлу.

— Слышал, ты завтра в город рыбу повезешь? — спросил, выпустив сразу изо рта и из носа облако дыма.

— Повезу. А что? — спросил Павло, положив папироску на лезвие ножа.

— Не мог бы ты ко мне в сад завернуть?

— А что там у тебя?

— Забыл разве? Я ж тебе говорил.

— А-а, — вспомнил Павло и помрачнел. — Знаешь, это такое дело…

— Вот еще… Все будет как по писаному. Заберешь, отвезешь, сбросишь ей через тын во двор — и крышка. Девчата выходные, дед Артем со школярами сад закладывать будет. А Ольга свой человек, никому ни гугу, я ее знаю. Была сегодня, литр вот этого принесла, пообещала за то целую бутыль.

— Почему же она сама не придет, не возьмет?

— Так ее кто-нибудь может встретить по дороге. А тебе машиной подбросить — раз плюнуть.

— Не хочу я, Василь…

— Ну и дурень же ты! Ворона пуганая! — стукнул кулаком по столу Шморгун.

Антонюку стало неловко, что его так обзывают в присутствии сына, сказал:

— Пойди, Сашко, погуляй.

Сашко взял учебник, вышел из хаты, сел под окном. На что это Шморгун подбивает отца? «Заберешь, отвезешь… даст за это целую бутыль…» Не иначе, что-то хочет украсть в колхозном саду и переправить той самогонщице Ольге. Ворюга! Неужели тато согласится? Вздохнул тяжело.

Подвинулся ближе к окну, надеясь услышать продолжение разговора. Отец говорил тихо, сторож бухтел, как в бочку: «Бу-бу-бу». Ничего не разберешь.

Нет, отец не пойдет на такое.

Вспомнился общественный суд над Шморгуном. Людей в клуб сошлось — не протиснешься. Детей не пускали, но Сашко с хлопцами все же пробрались туда. Забились в уголок, стояли, слушали. Ох, как тогда корили его люди!.. А как молил Шморгун, чтобы колхозники простили! «Люди добрые! Клянусь вам жить честно! Щепки возле чужого двора не подниму…» И ему поверили, простили, велели только уплатить деньги за все, что взял из кладовой. Теперь, вишь, забыл, снова потянуло на старое, да еще и отца подговаривает. Дурнем, вороной обзывает.

Сашку обидно за отца. И почему он такой? Врезал бы тому гаду… Так нет, водится с ним… Мысли Сашка прервал дребезжащий голос Шморгуна, долетевший из хаты:

Ой, хме-е-лю ж мi-iй, хме-е-лю,
Хме-елю зе-елене-енький.

Чтобы не слушать пьяного пения, Сашко положил на косяк книгу, взял в сарае лопату и пошел на огород. Там еще оставалась неубранная кукуруза.

Яростно набросился на засохшие стебли, точно на своих заклятых врагов. Раз! Раз!.. Срубленные лопатой стебли веером ложились на землю, шелестели жесткими рыжими листьями.

Солнце вот-вот опустится за гору. Под его косыми лучами поблескивали серебристые паутинки. Бабье лето.

Вырубив четыре ряда кукурузы, Сашко закинул за плечо лопату, пошел с огорода.

Как раз в это время вышли из хаты Павло и сторож. Лица у обоих красные.

— А может, пойдем еще и в чайную, опрокинем по чарочке, — уговаривал Шморгун. — Деньги есть.

— Хватит… хватит…

— Ну, как хочешь… А я пойду.

Сторож сделал несколько неверных шагов к воротам, зашатался, уперся обеими руками в штакетник, будто собирался перепрыгнуть через него.

— Ч-черт… понаставляют…

— Давайте я выведу, — подбежал Сашко. — Домой идите.

Он рад был избавиться поскорее от Шморгуна, чтобы тот больше не сманивал.

Шморгун кое-как добрался до калитки. Вдруг что-то вспомнил, завопил на весь двор:

— Павло! Стой! Ты куда пошел? Так, значитца, договорились?.. Да что ты там бормочешь?.. Говори: приедешь или нет?

— П…приеду, — еле выжал из себя Антонюк и поплелся в хату…

«Согласился! — похолодел Сашко. — Напоил, ворюга, и уговорил!..»

Шморгун обратился к расстроенному Сашку:

— Завтра в яр пойдете? Га?.. Чего молчишь?.. На кой он вам сдался, тот сад? Пока вырастите, школу покончаете. Уедете в город. На вертолетах будете летать. У-ух!.. Плевать вам тогда на него с высоты! Ха-ха-ха!.. Или, может, тебе яблочек или грушек не хватает? Так я еще принесу, ей-ей, принесу еще. Ешьте, сыночки, от пуза. Ха-хах-ах!..

Сашко рванулся, изо всех сил толкнул Шморгуна за калитку, крикнул:

— Чтоб ноги вашей больше у нас не было! — Быстро запер калитку на задвижку, побежал в хату.

Отец лежал на кровати, свесив голову, словно без памяти. Посреди комнаты в луже воды валялось опрокинутое ведро.

Сашко собрал тряпкой воду, убрал со стола. Снял с сонного отца пиджак, ботинки. Поднял голову на подушку.

На дворе стемнело.