Читаем Чудак на холме полностью

О том, что в сегодняшнем утреннем разговоре по телефону профессор Гольдберг просил меня срочно с ним встретиться, рассказывать Омельченко мне не хочется. Не знаю почему, но делиться с ним до конца своими опасениями и размышлениями, считаю, рановато. Мы же, по сути дела, совершенно незнакомые люди, а то, что работаем в схожих структурах и занимаемся одним и тем же делом, пока не повод для откровений.

– Через полчаса будем в Борисполе, – замечает Омельченко и выглядывает в окно.

А за окном уже клубятся совсем другие облака, сквозь которые продирается наш самолёт, и эти облака вовсе не такие молочно-белые, какими были всего полчаса назад. Наоборот они теперь дымчато-серые и клочковатые, навевающие тоску и какую-то неясную тревогу.

Словно спускаешься с холма, и всё вокруг тебя становится мрачным и неприглядным. А свет – он остаётся за спиной. Хочешь оглянуться – и не получается…

– У вас в Израиле солнышко и тепло, – виновато улыбается Омельченко, – а в Киеве сейчас холодно и дождь. Но ничего, нас встретят, не успеем замёрзнуть…

<p>4</p>

Задержанный мужчина, выдававший себя за Петра Столыпина, а в действительности оказавшийся Евгением Максимовичем Павловым, недавно погибшим в заключении вором-рецидивистом, содержится в закрытом медицинском учреждении на окраине Киева, куда мы вместе с Омельченко незамедлительно отправляемся из аэропорта. Правда, встретившие нас работники СБУ предложили прежде заехать в гостиницу и обустроиться там, но я отказываюсь. Больно уж не терпится встретиться с очередным пациентом профессора Гольдберга. В том, что это так, сомнений у меня всё меньше и меньше. Чутьё, знаете ли…

Вопреки ожиданиям, никакой особой охраны тут нет, а заведение представляет собой обыкновенную психушку – трёхэтажное кирпичное здание с шиферной крышей, окружённое двухметровым каменным забором с облупившейся побелкой. Решётчатые ворота распахивает пожилой охранник, без интереса заглянувший в удостоверение Омельченко и сразу же пропустивший нашу машину.

Внутри нас никто не встречает, и мы подъезжаем к самым дверям, которые опять же не на замке. Потом долго идём по полутёмным коридорам мимо палат с зарешеченными окошками, но останавливаться и заглядывать в них не хочется. Мне достаточно и звуков, доносящихся оттуда.

Но у глухой металлической двери в самом конце последнего коридора сидит на расшатанном венском стуле молодой милиционер в форме и с автоматом. Омельченко с ним знаком и молча здоровается за руку, на меня местный цербер глядит с подозрительностью, однако ничего не спрашивает, лишь неторопливо поднимается и вызывает по сотовому телефону главврача.

– Ключи только у него, – извиняется он. – Без его разрешения никому сюда даже приближаться не велено.

Несколько минут мы с милиционером искоса поглядываем друг на друга, пока не появляется невысокий полный мужчина в неопрятном белом халате, он вежливо кивает мне, а с Омельченко даже обнимается.

– Ну, наконец-то пришли, – неожиданно звонким, хорошо поставленным баритоном трубит он, – а то мы тут с вашим подопечным просто замучились. Вы же сами запретили проводить с ним любые лечебные процедуры. А то бы мы его запросто привели в чувство, стал бы как новенький… У нас тут сколько хочешь Наполеонов, Лениных и Сталиных, а вот Столыпин – это что-то новенькое…

– Спасибо, Степан Николаевич, – хлопает его по плечу Омельченко, – это не ваш пациент, а наш. Вот мы ему своего доктора и привезли, – он кивает на меня, – из Израиля.

– Да ну?! – главврач разглядывает меня, как какую-то диковинку. – Из самого Израиля?! Чем же этот ваш «Столыпин» так отличился от других пациентов, что ему отечественные врачи не подходят? Еврей, что ли?

– Длинная история, – машет рукой Омельченко, – как-нибудь при случае расскажу. А сегодня просто позвольте нам побеседовать с ним с глазу на глаз.

– Я на всякий случай пару санитаров приставлю, чтобы у дверей подежурили. Для порядка. Мало ли что…

– Не стоит. Два взрослых мужика с одним «Столыпиным» не справятся? – усмехается Омельченко, легонько подталкивая главврача к двери.

Палата, в которой находится рецидивист Павлов, одноместная. И очень напоминает тюремную одиночку. Кровать с нечистым бельём и тумбочка, привинченная к полу, – вот, пожалуй, и всё, что здесь из меблировки. В тёмном углу палаты сидит на корточках босой мужчина в больничной пижаме и исподлобья разглядывает нас. Никакого, даже отдалённого сходства со Столыпиным у него не наблюдается. Вместо благообразной лысины, окладистой бороды и лихо закрученных кверху усов у Павлова довольно маленькая головка с пепельно-серыми, коротко стриженными волосиками, редкая щетина на впалых небритых щеках и взгляд… нет, не затравленный, а какой-то недоумевающий и вопросительный.

– Здравствуйте, Евгений Максимович! – вежливо обращается к нему Омельченко, но мужчина даже не смотрит в его сторону. Он глядит на меня, не отрываясь, потом неторопливо поднимается с корточек и произносит глуховатым скрипучим голосом:

Перейти на страницу:

Похожие книги