Чучельник

Я налил ему еще. Илья поднес к губам рюмку и, выпив, занюхал рукавом, после чего его опять одолел жуткий кашель. Когда он убрал руку, которой закрывался, на рукаве я увидел следы крови – верный признак того, что Илья не врал о скором конце.

На следующий день я пригласил лучшего в К* врача. Илья, узнав об этом, только махнул рукой.

– Не надо врача, Алешка. Зови попа.

Батюшка Нафанаил – плотный, круглый человечек с маленькими, точно у ребенка, ручками и ножками, с жидкой бороденкой – около часа исповедовал Илью. После он вышел к столу, за которым мы – я, матушка моя, Агафья Ниловна, и батюшка, Леонид Прокофьевич – пили чай, и с благодарностью принял приглашение отведать масленичных блинков с икрой и сметаной.

Он пил чай из блюдца, вытягивая губы трубочкой. За стенкой слышался кашель Ильи.

– Что, батюшка, думаете – совсем плох Илья? – спросил я отца Нафанаила.

– Не совсем, чтобы… Просит похлопотать за него: хочет вступить на монашеский путь.

– Вот те на! – я присвистнул от удивления, но осекся, встретив суровый взгляд набожной маменьки.

К вечеру отец Нафанаил вместе с Ильей сели в повозку и поехали в монастырскую обитель Куратово, увозя с собой щедрое подношение от моих родителей и корзину теплых еще пирожков для настоятеля.

Наступила весна. На Пасху я получил письмо из монастыря: по просьбе послушника Илии настоятель сообщал о его кончине. Так и не успел Илья в монахи постричься…

II. Возвращение в С*

Вторая половина лета выдалась в Старом Свете дождливой. Соскочив с брички, я наступил в огромную лужу. Дверь в трактир фрау Шнайдер оказалась закрытой, и мне пришлось стучать. Наконец, шторка у крыльца дрогнула, и через секунду дверь мне открыла Анхен. Девушка, несомненно, была рада меня видеть, но что-то в ней изменилось. Она стала… другой.

– О! Герр Алекс! Прошу, прошу! – Анхен пропустила меня внутрь.

Обстановка ничуть не изменилась, хотя посетителей не было и гриль для колбасок стоял остывший. Я скользнул глазами по фигуре Анхен и увидел, что она, пожалуй, стала женственней: ушла девичья угловатость, грудь заметно увеличилась. Перехватив мой взгляд, девушка стыдливо опустила глаза. Я услышал откуда-то сверху требовательный плач ребенка и все понял.

– Добрый день, Анхен! Или мне называть вас теперь фрау Анхен?

Глаза девушки наполнились слезами. Я понял, что сказал нечто такое, что расстроило бедняжку, – вероятнее всего, она так и осталась незамужней.

– Ну, полно, полно плакать! А где фрау Шнайдер?

– Она прилегла до обеда. Ее мучает мигрень, дела идут неважно…

Девушка вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Вы голодны, герр Алекс? Ах, что это я… Конечно, вы голодны. Иначе, зачем бы пожаловали к нам! Садитесь пока. Сейчас подам Вам яичницу и колбасу. Пиво, правда, теперь одного сорта.

Очень скоро нехитрая еда была на столе. Она была достаточно сносной, а вот пиво никуда не годилось. Из вежливости я все же выхлебал с полкружки этого мутного пойла.

Анхен стояла чуть поодаль и мяла в руках кисть от теплой шали, что была накинута на ее плечи.

– Какие еще новости, Анхен? Мне кажется, что ты хочешь что-то сказать мне? – я изо всех сил старался выглядеть беззаботным.

– Ах, герр Алекс! С тех пор как с вами произошло это несчастье…

Она хотела коснуться моей повязки, которой я прикрывал пустую глазницу, но отдернула руку.

– …С тех самых пор… В общем, я… – Она вдруг посмотрела на меня и разом выпалила: – Отец моего ребенка – барон С*!

Меня пронзило странное и очень неприятное чувство, но я старался сохранять хладнокровие.

– Вот как? Поздравляю! Сядь, Анхен, расскажи мне обо всем, пожалуйста.

Анхен, озираясь по сторонам, осторожно села. Мне показалось, что она подавлена. Длинные светлые волосы выбились из-под чепца и рассыпались по плечам.

– Мне кажется, ты несчастлива? – спросил я.

Девушка опустила голову.

– Я боюсь… – чуть слышно сказала она, – Барон…

– Mein gott! Кого я вижу! – раздался знакомый голос. – Анхен, почему ты не сказала мне?

Топая по лестнице, точно носорог, к нам спускалась погрузневшая фрау Шнайдер. Анхен закусила губу и встала.

– Здравствуйте, фрау Шнайдер! – я поклонился. – Вот, вернулся в ваши края. Мечтаю все же осуществить замысел поохотиться в угодьях барона С*… Можете составить мне протекцию?

Трактирщица изменилась в лице. Ее полная, точно из теста, правая рука легла на левую грудь, губы стали серыми. Она села на ближайший стул.

– Дитя мое! – обратилась она к Анхен. – Оставь нас.

Девушка покорно пошла наверх и скрылась в одной из комнат.

– Герр Алекс! – быстро, но внятно залопотала немка. – Не знаю, кто вас надоумил, но это очень, очень плохая идея. Очень плохая! Вы даже не представляете, во что хотите ввязаться! Один раз Бог спас вас: вы потеряли глаз, но вы живы! Второй раз может быть по-другому.

– Но объясните мне, наконец, фрау Шнайдер, почему? Отчего вы так уверены? В чем тут дело?

Я сказал это слишком громко, и трактирщица приложила палец к губам, видимо, не желая, чтобы Анхен слышала.