Честно признаться, в отличие от отца Йогана, мне это было неинтересно. Еще в детстве матушка учила меня не бояться покойников – мол, они уже не могут причинить вреда, в отличие от злых людей, которые живы. Я вспомнил об этом теперь, когда все мое существо испытывало странную смесь разнообразных чувств: с одной стороны, мне хотелось развернуться, сесть на лошадь и скакать во весь опор до самого отчего дома; с другой стороны, тайна С* влекла меня непреодолимо. Я понимал, что выбор невелик – либо я раскрою ее, либо сойду с ума. Как человек практический, хоть и всосавший с молоком кормилицы все ее сказки вместе с лешими, русалками и домовыми, я надеялся, что все окажется просто спектаклем, который поставил злой гений, чтобы достичь своих вполне объяснимых с обывательской точки зрения целей. Я желал, чтобы все сверхъестественное, с чем мне пришлось соприкоснуться, разъяснилось сегодня. И это желание подгоняло меня вперед.
Как я и предполагал, парадная дверь господского дома была заперта. Но я готов был дать руку на отсечение, что в одном из окон дрогнула портьера. Еще находясь наверху стены, я случайно скользнул взглядом в сторону дома и заметил отблеск в витражном окошке мансарды, но не придал этому значения, решив, что это просто оптический обман.
Соорудив отмычку из захваченных мной в одном из сараев подручных средств, я пытался открыть дверь. Йоган же отвернулся, показывая всем своим видом, насколько он не одобряет моих действий.
– Ну же, святой отец! Добро должно быть с кулаками! – пытался я его подбодрить.
– Ага… и с отмычками, – пробурчал себе под нос монах и опять зашептал извинения Господу, подняв глаза к небу, где, по его мнению, и должна была находиться небесная канцелярия.
Внутри что-то щелкнуло, и дверь отворилась сама собой… Я не был уверен, что это я открыл ее. Брут бросился в дом первым, но почти сразу же выскочил, поджав хвост. Мы с Йоганом переглянулись и зашли внутрь – сначала я, затем он.
В доме был спертый воздух. Это означало, что от захваченного мною светильника мало проку. Из заплечного мешка я достал пару факелов, зажег. Один дал монаху, другой взял себе.
Мы стояли в холле. Справа – та самая небольшая гостиная с камином, где мы ужинали с бароном; слева когда-то был зимний сад, сейчас же там топорщились ссохшиеся останки растений, откидывающие в свете факелов зловещие тени. Прямо располагалась широкая лестница, ведущая на второй этаж. Под лестницей мы обнаружили небольшую дверь. Она была не заперта, и, толкнув ее, мы увидели длинный узкий коридор с низким потолком. Это, скорее всего, была галерея, о которой рассказывал мне Илья, но где мне не довелось побывать самому. Коридор образовывал собой подкову, правая и левая окружность которой расходилась вперед и в стороны. В центре была толстая стена с нишами. Нам с Йоганом логично было бы разделиться, но атмосфера, царившая внутри, была чужда всякой логике и заставляла нас держаться вместе.
Мы договорились изучить сначала правый рукав галереи, затем левый, заканчивающийся винтовой лестницей, ведущей наверх, подняться по ней, осмотреть второй этаж, а затем спуститься по правой лестнице. Было очевидно, что и сама галерея, и лестницы, ведущие круто вверх, были тайной изнанкой дома – его сердцевиной. А то, что мне довелось видеть снаружи – залы, комнаты и парадная лестница, – служило ширмой.
Итак, мы пошли направо.
У первой же ниши монах остановился и воскликнул:
– Невозможно!
Освещая факелом стену под нишей, он принялся изучать надпись, начертанную на ней.
– Что там? – спросил я.
– In corde semper…
– А по-русски нельзя? – не выдержал я.
– В сердце навсегда…
Йоган достал глиняный сосуд и осмотрел его. Ни рисунков, ни надписей не было. Он хотел поставить сосуд на место, но я выхватил его и разбил, уронив на пол.
В свете факелов мы увидели сердце величиною с женский или, скорее, детский кулак. Оно сокращалось! Резко запахло составом, вылившимся из сосуда. Сердце, дернувшись в последний раз, осталось лежать на каменном полу недвижимо.
Йоган перекрестился:
– Злодейство! Я думаю, что мы нашли главное. Теперь дело за малым: я напишу об этом самому Папе и…
– Не смешите меня, милый Йоган! Я уверен, что это цветочки. Мы должны продолжить поиски! Когда я был здесь год назад, меня посетила одна особа, взывавшая о помощи. Может быть, она еще жива! Я решительно зашагал к концу галереи, где виднелась узкая витая лестница.
– Каковы же ягодки… – задумчиво протянул монах и, снова перекрестившись, поспешил за мной.