А после полетели дни, похожие один на другой. Он хотел, чтобы я подумала, и я подумала. Аякс оказался прав, я не была равнодушной в той степени, в которой хотела. Нет. Конечно, здравый смысл, говорил, что нельзя любить врага, уважать его поступки, только ненавидеть, рвать с мясом все хорошее к нему, вырывать напрочь клочьями, но вот сердце… что-то там внутри, щемящее, болезненное, острое… отзывалось. Да, я помнила плохое, время в колонии не забыть, но я также отчетливо помнила, что он дал мне почувствовать себя свободной, хотя любой другой держал бы на коврике или, узнав о моей неполноценности, и вовсе убил, но Аякс — нет. Он хотел другого… Сейчас я понимаю, что он хотел, чтобы я пришла сама к нему, сделала осознанный выбор, по сути, он именно для этого дал мне свободу, чтобы осознала правду… но я упорно не хотела приходить, возвращаться к нему. Меня останавливало много чего. Во-первых, я боялась именного этого — зарождающего нежного чувства, что врывалось внезапно, сметая все барьеры, а во-вторых, когда узнала, что беременна, то поняла, что моя дочь будет также несвободна, как и я. Ведь кем я была? Свободной рабыней? Статус, которой можно было поставить под сомнение на любом рынке, корабле, планете, ведь учет рабов тоже существовал. Но сейчас, когда отношение его кардинально изменилось, хоть и не понимаю на то причин, я уже даже и не знаю. Может, стоило это сделать раньше? Не сближаться с сарианами, а просто вернуться к Аяксу? Но кем бы я была после этого? Просто так взять и остаться с рабовладельцем, хозяином? Нет, я не могла этого допустить. Да и сейчас, остро чувствовала подвох, я не понимала кто такая авели, а может быть, просто не хотела понимать. Я слишком хотела домой.
Аякс проводил со мной слишком много времени, и чем больше времени проходило, тем меньше у меня было уверенности выбраться. Неужели мне на самом деле придется десять лет прожить здесь? Это же изменит меня окончательно, мое отношение ко всему… уже меняет, чувствую это подкрадывающуюся со спины обреченность. Да, именно ее, в моем случае любовь непозволительная роскошь. Слишком дорого могут стоить чувства к этому мужчине, слишком велика цена этой любви.
Когда Аякса не было в доме, да, такое случалось, рядом всегда находились слуги, которые, по идее, должны были мне угождать, но их присутствие ощущалось по-другому, будто они мои надзиратели, сторожа… С таким положением дел, было сложно мириться, а охватившая мое сердце тоска по дому, по дочерям, которых очень хотелось заключить в объятья, делала меня нервной, в какой-то мере даже истеричной. Я злилась на Аякса, но, казалось, он только радовался такому противостоянию. Все твердил мне на ухо, когда заключал в объятья.
— Ты чувствуешь это? Да? — Шептал он, и я чувствовала, эту предательскую дрожь, слышала, как учащалось мое дыхание и признавала — хотелось… хотелось большего.
За это я презирала себя, а его еще больше ненавидела, ведь он наслаждался моей реакцией, пил ее, как самый изысканный напиток и из раза в раз побеждал, доказывая свое право победителя в постели, а я… я сходила с ума. Понимала, но одновременно не хотела понимать, знала, но… не хотела знать, желала забыть, выбросить его из головы, но он там прочно поселился и мой мир сузился к нему одному… Его окружению, городу, который мы каждый день изучали, солнцу, что встречало меня своими теплыми лучами и даже звездам, что становились молчаливыми свидетелями моего поражения. Капитуляции без самой битвы, ведь с Аяксом я больше не вела битв, только с самой собой, пытаясь включить голову, и не поддаваться инстинктам, что предавали меня из раза в раз, стоило оказаться в его объятьях.
Я думала, выхода нет, и все, что мне остается — хождение по замкнутому кругу, но призрачный шанс, что-то изменить, все-таки появился с приездом Кейна.