Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение

Здесь, надо признаться, мне настойчиво приходит на ум сюжет, почти наверняка являющийся шаблонным в детективах, мелодрамах и даже комедиях (по крайней мере, я припоминаю фильм с участием Уильяма Пауэлла и Мирны Лой, в основе которого лежит подобная идея): человек, длительное время страдающий амнезией, но сумевший неплохо устроиться в жизни и даже вырастить детей, узнает затем, что в своей прошлой жизни он, возможно, совершал преступления, и теперь должен разобраться, действительно ли это так и, если да, является ли он всё еще человеком, который был повинен в тех, прежних, деяниях. Впрочем, в некоторых отношениях проблема здесь гораздо серьезнее. Дело не просто в том, что наши идентичности конституируются нашими воспоминаниями – хотя, разумеется, это так и это чрезвычайно важно, – но также в том, что личность любого из нас целиком и полностью творится и поддерживается внутри тех отношений любви, общения и близости, которые формируют нас. Не бывает отдельно существующей личности. Личностность как таковая не есть возможное для изолированной субстанции состояние. Это не вещь, а акт, и он совершается только в ходе и посредством истории отношений с другими. Мы есть конечные существа в состоянии становления, и в нас нет ничего, что не было бы действием, динамизмом, выходом в более полное (или уходом в более обедненное) существование. И потому, как я сказал в Первом размышлении, мы есть те другие, которые создают нас. Духовная личность не есть лишь индивидуальность, как и присущая личности любовь не есть любовь к ее лишь случайным условиям и внешним обстоятельствам. Личность есть прежде всего безграничная вместимость, место, где всё проявляет себя с особой интонацией. Мы существуем как «место другого», если воспользоваться выражением Мишеля де Серто. Несомненно, это есть глубочайшая истина в учении о воскресении. В утверждении, что для спасения нам необходимо восстать из мертвых, речь идет не просто о вновь обретенной телесности, какой бы она ни оказалась, но, что гораздо существеннее, о полностью восстановленном существовании личности – как того, что конституировано в социальном, общинном, коллективном смысле. Для Павла плоть (σάρξ, sarx) и кровь (αἷμα, ^haima) – смертная жизнь «тела душевного» (σῶμα ψυχικόν, sōma psychikon) – исчезает, но не исчезает воплощенность как таковая, «тело духовное» (σῶμα πνευματικόν, sōma pnevmatikon), которое, несомненно, есть не просто локальное состояние, но состояние общности: каждая личность есть тело внутри тела человечества, которое по своей подлинной природе существует только как тело Христово.